христиански, чтобы никому не обидно, ни вам, ни мне, — а что только самое дело стоит, то и положим.
— Ну, и как по-вашему? — осведомился граф. — Сколько оно может стоить?
— Да что ж, три тысченочки положите; и довольно-с.
Тот только крякнул на это, с досадливым жестом прищелкнув пальцами.
— Разве много-с? — благодушно удивился старец. — Это уж, кажется, по совести, чего нельзя дешевле. Ведь с вас другие, поди-ка, не то заламывали! У господина Смаргунера, к примеру, изволили быть?
— Н-нет, — слегка замялся Каржоль, — а что?
— Ну, как нет! — недоверчиво мотнул головой вверх Малахитов. — Уж наверное были! Без того невозможно-с.
— Да почему вы так уверены?
— Я-то? Хе, хе, хе, батюшка мой! Потому и уверен, что знаю. Не побывавши у Смаргунера и у других, сюда никто не заворачивает оглобли. Это уж такой порядок. Ну, а как нарвутся-с, тогда и к Ассинкриту Смарагдовичу! Тогда и он хорош! Ведь правда-с?
Каржоль должен был сознаться, что так, но ведь он почем же знал? Ему в консистории рекомендовали.
— Так, так, конечно-с! Ну, и у Васьки Красноперова были?
— Был и у Красноперова.
— Та-ак-с. Вот жох, так жох, скажу я вам! Ай-ай какая выжига, — и не дай ты, Господи! — качал головой и отмахивался руками Малахитов.
— мне, напротив, — заметил граф, — он показался очень милым, душевным человеком.
— Ну, еще бы! — иронически согласился старец. — Без мыла в любую душу влезет, — тем и берет! Все мои ученики-с, — похвалился он, — ей-Богу-с! И Смаргунер, и тот же Красноперов — все мои!. Нынче-то — ух, какие важные стали! На рысаках с резинами разъезжают, на нашего брата с благородным пренебрежением смотрят, а спервоначалу-то, как только-что пошли было по этим самым бракоразводным делам, так, верите ли, редкую неделю, бывало, не заглянет с поклоном. — «К вам-де, Ассинкрит Смарагдович, батюшка! Поделитесь своей опытностью, поучите нас, молокососов, как и что!
Боюсь, мол, дело не провалить бы!»— Ну, и наставишь бывало по христианскому-то чувству. А теперь, гляди-ка, кушища какие загребают, — ума помрачение!., ну, скажите откровенно, поисповедуйтесь старику, подмигнул он поощрительно Каржолю. — Шмаргун-то этот много заломил с вас?., а?..
Тот признался, что тридцать тысяч, а Красноперое — десять.
— Так, так! Это по-ихнему, по-новомодному! Совсем как следует быть! — слегка замахал старец ладонями на графа. — Ну, и судите же сами: Шмаргун — тридцать, Васька — десять, а я-грешный, — только три тысчонки! А ведь дело-то все одно же. Что за тридцать, что за три, — работа все та же!.. Дурак и даст пожалуй тридцать, коли богатый, а не богатый, или который порассудительней, плюнет, да ко мне же придет. От того и дел этих у меня больше-с. Ястреб и высоко летает, да редко хватает, а курочка по зернышку клюет, да сыта бывает. Так-то-с!
Каржоль согласился, что три тысячи, конечно, немного, но беда в том, что сразу дать такую сумму он никак не может.
— Зачем же сразу? — Сразу не надо, я и не прошу сразу! — убедительно принялся уговаривать его Малахитов. — Что я христопродавец какой, что ли, чтобы взять человека за горло и душить?!. Я же ведь понимаю, — всякий дает по силе своей возможности: может человек сразу — прекрасно-с! не может, — и пречудесно! Все равно, частями получим в рассрочку.
Граф сознался, что это для него самое удобное.
— Ну, все конечно-с удобнее! еще бы!.. Сначала на подъем дела, на посошок, что бы ходчее шло, вы, разумеется, выдадите мне малую толику, рублишек эдак триста, пятьсот даже, коли не трудно, а там — по мере течения, сами будете видеть. Где нужна подмазка, там подмажем, но в меру, без баловства, и все это, даст Бог, кончим-с миром, благородно, по-божески, как следует.
Каржоль был внутренно в восторге. — Вот сговорчивого человека судьба послала! Не человек, а просто клад!.. Ни к кому больше и ехать не стоит, — с ним кончать сейчас же!
И он протянул Малахитову руку в знак своего окончательного решения, даже предложил задаток, если тому угодно.
— Зачем же задаток? — Это излишне-с, отказался деликатно старец. — Мы все это оформим законным порядком, — пояснил он. — Сначала между собой условьице заключим-с, вы мне установленную доверенность выдадите, затем прошеньице по пунктам составим, вы его представите в консисторию, — вместе пойдем, — там его в очередь подвергнут рассмотрению-с и составят постановление о начатии дела, равно как и о вызове супруге вашей к заслушанию прошения вашего, ну, и так далее, по порядку-с. А при подписании условьица, вот вы мне тогда сотняжки три-четыре пожалуете, — это я не откажусь, потому тут сейчас же кое-какие расходы будут.
Каржоль, удивляясь в душе нелюбостяжательности Малахитова, охотно согласился на его предложения и только просил как можно скорее начинать и еще скорее кончать всю эту консисторскую процедуру.
— Хе, хе, хе! Раньше срока не кончим, — пожал плечами старец. — Всякому овощу свое время, говорится, — так и тут: пошлют супруге через полицию позывную повестку, к заслушанию то есть, — ну, а она может и уклониться, конечно; медицинское свидетельство представит, — вот и заковыка-с!.. Глядь, — неделя, другая и уплыла, а дело пока стоп!.. Затем иерея пошлют еще, и к вам, и к супруге-с.
— Это зачем еще? — удивился граф.
— А как же-с? Неприменно иерея! Без иерея нельзя, таков порядок, потому как он должен увещевать вас пастырским словом своим, чтобы склонить стороны к миру. Ну, вы тогда, конечно, сейчас же царя Алексея Михайловича ему в руку — красненькую то есть, — знаете, по докторски, при пожатии; он и отрепортует в консисторию, что увещевал, мол, и склонял, но стороны остались, упорствуя в закоснении своих враждебных чувств. Вот тогда уж и пойдет настоящий процесс! Вызовут свидетелей, потом супругу-с для законных возражений с ее стороны, очной свод им сделают, те будут уличать, она отрицать и, быть может, даже своих собственных свидетелей выставит, — ну, тогда уже мы возражать будем, в дополнение- с. Потом судоговорение, — тут уж вы только на меня смотрите и делайте то, что я вам заранее укажу, — все хорошо будет!.. Ну-с, а затем, консистория постановит свое определение-с; недельки через полторы нам его объявят в окончательной форме, и тогда-вот мы вас поздравим и выпьем, пожалуй, вкупе по бокальчику-с. Вот, дело-то и в шляпе будет. Чудесно-с!..
И на этом Каржоль расстался с ним — до скорого свидания, совершенно успокоенный, уверенный в успехе, полный самых радужных надежд на будущее и как нельзя более довольный своим «специалистом». Судьба как будто начинает опять ему улыбаться, счастливая талия снова идет ему в руку.
XXXV. «СУДЬБА» ОПЯТЬ СТАВИТ БАРЬЕРЫ
Через три дня формальное условие и доверенность были уже составлены Малахитовым и подписаны графом у нотариуса, а еще через три дня он, вместе со старцем, представил прошение свое в консисторию, и дело пошло обычно практикуемым порядком.
Прошло дней двенадцать. Каржоль за все это время успел уже совершенно войти в свою нормальную колею, вполне приспособился к условиям новой своей жизни и к «нумерному режиму» Амалии Францевны, шутил и забавлялся в одинаковой мере и с нею, и с ее попугаем: попугая дразнил и переучивал с немецкого на французский язык, против чего всегда восставала хозяйка, в качестве прирожденной тевтонки, а перед самою тевтонкой в шутку вздыхал сантиментально и не без тонкого комизма отвечал порою на ее кокетничанье, что не мешало ей, однако же, принимать это в несколько серьезную сторону и питать про себя некоторые сладкие надежды. Словом, он обжился в «шписовских нумерах», сделался там как бы своим, человеком, даже принимал, при посредстве Амалии Францевны, платоническое участие в интересах и быте своих соседей и соквартирантов, то есть, попросту, слушал о них ее разные сплетни, в особенности «пикантного» характера, с удовольствием пил по утрам «Milchcaffe», читал «Петербургскую газету», чтобы
