другу и случайным прохожим через двести лет? А через тысячу?
– Н-да… Через тысячу лет сталь превратится в пыль…
– А следы промышленной промывки золота будут полностью преобразованы водой и ветром. И о том, что когда-то в этом месте принудительно находилось и работало несколько миллионов человек, будут напоминать только редкие бетонные развалины горно-обогатительных комбинатов и фабрик.
Склон пастбища загибался выше и выше, трава становилась всё ниже и ниже. Они приближались к подножию изломанной скальной стены. Долина реки, уже давно превратившаяся в ущелье, поворачивала на северо-восток.
Снова обозначилась узкая тропка. Впереди замаячили каменные развалы, и она тоненьким глиняным утоптанным ручейком зазмеилась между валунами.
– А кто использует эту тропу, если там, выше, никто не пасётся? – спросил Спадолин. – Охотники?
– Какие охотники? – Зим остановился, оперев рюкзак на огромный валун, так, что лямки ослабли. – Бараны. Архары. И козлы горные. Тэки. Кстати…
Он расстегнул грузовой пояс, выскользнув таким образом из обвязки собственного груза, и наклонился над тропой.
– Глянь-ка, кто тут гулял!
Спадолин попробовал проделать тот же трюк, но его рюкзак с грохотом свалился на тропу. Рюкзак Зима продолжал вертикально стоять на валуне, как капроновое яйцо, затянутое чёрными ремнями.
– И кто же? Йети? – спросил Макс.
– Ты эта… С рюкзачком-то поосторожнее, – хмыкнул Зим. – А следочки эти не йети оставил. Гораздо более интересная скотинка. Главное – реальная. Снежный барс.
– Ух ты! – Спадолин и Хорхой с интересом разглядывали причудливый, как разлапистый цветок, след очень большой кошки. – И далеко он отсюда?
– Надеюсь, не очень. Очень хотелось бы своими глазами эту животную увидеть. Но это вряд ли. Мы слишком уж громко двигаемся. Как, впрочем, и любые туристы.
– Может, стволы расчехлить? – в упор посмотрел на Зима Макс.
– Угу. Насколько я понимаю из нашей карты, впереди неизбежен подъём по кромке ледника. Вот там ты и побалансируешь со своей AUG. А мы с Хорхоем на это с любопытством поглядим. Лично я собираюсь достать свой карабин только при подходе к цели. И то, если можно будет без него обойтись – обойдусь. А барса не хрен бояться. Он хоть и большая кошка, но не настолько, чтобы кидаться на людей.
– А как же у этого… У Лермонтова… Барс и Мцыри?
– Ну, на мцырей этих напал не барс, а переднеазиатский леопард. Совсем другой зверёк. Главное, противный. Вот их там и повыколотили, на Кавказе.
– Ну, раз ты так уверен…
– Уверен. Ну, тронулись.
Зим перешёл во главу отряда и теперь всё чаще останавливался, задумываясь о направлении пути.
– Видишь, – сказал он, вроде не обращаясь ни к кому, – зверёк – он ведь тоже не любитель ломать ноги чёрт-те где. Он выбирает самые разумные места для движения. Причём ходит он этими местами столетиями, если не дольше. Так что, когда тропа теряется, надо только немного подумать, чтобы найти её снова.
– Это всё понятно, – скептически заметил Спадолин, – но что этим твоим зверькам делать выше границы вечного снега?
– Гулять из одной долины в другую, что ж ещё? Но ты прав – скоро придётся выбирать дорогу совершенно самостоятельно.
Зелёное пастбище с киргизской кочёвкой как-то неожиданно оказалось далеко внизу. Тропа уходила за поворот ущелья, и заснеженные вершины на другой его стороне, казалось, вставали вровень с путниками.
– Ни хрена себе мы поднялись! – Макс ткнул в них пальцем.
Зим вновь остановился, оперевшись рюкзаком о скалу. Включил GPS-приёмник и покачал головой.
– Эти вершины ещё на полтора километра выше, чем мы. А правда, кажется, что мы уже стоим вровень с ними? Не боись, завтра-послезавтра мы на самом деле окажемся там.
– Да, блин, – Спадолин хватанул воздух ртом, – знал бы, как это выглядит на самом деле – хрен бы предложил.
– Да ну? – Зим иронически улыбнулся. – Наверху всё выглядит совершенно иначе, чем из города. Но мне сейчас даже интереснее. Курим минут десять, а затем двинули. Скоро становиться будем.
– Ты это чего? – Спадолин нахмурился. – Мы ж темп не держим. Чен ждёт нас через три дня над «Хун Шанем»!
– Мне, честно говоря, по фигу темп, – сказал безразлично Зим. – Мне вот что не по фигу. Нас – трое мужиков вокруг сорокалетнего возраста, в очень непривычных условиях, под большой нагрузкой, в высокогорье. Я не собираюсь рвать пуп ни за идею, ни за родину, ни даже из-за денег или амнистии. Потому что мёртвые ничего этого не имеют и не получают. Если ты заметил, Макс, я не герой. Я всё делаю наверняка. А «наверняка», в моём понимании, означает «просто и медленно». Поэтому мы остановимся раньше, чем через километр.
Зим шагнул за поворот тропы и застыл. Затем торопливо сделал несколько шагов вперёд. Протянул руку.
– Ну что, парни? Ещё кто-нибудь сомневается?
Ущелье Суук-Суу упиралось в тупик. Вершины Тянь-Шаня, вчера ещё казавшиеся недоступными, были совсем рядом, над ними – рукой подать! А прямо перед ними вздымалась серо-голубая, иззубренная, словно спина гигантского легендарного чудовища, изогнутая поверхность ледника.
Тянь-Шань. Подъём. Окончание
– Ух ты! – протянул из-за спины Макс. – Внушает! И что, мы поползём прямо по этой хреновине?
– Не совсем. Насколько я понимаю, люди ходят по краям этих ледяных языков. А как вы думаете, Хорхой?
Болботун Хорхой не ответил. Он внимательно разглядывал ледник в бинокль. У него был маленький охотничий Zeiss, восьмикратный, портативная модель. Зим давно мечтал о таком, только всё не мог себе позволить.
– Я думаю, – произнёс он, не отрываясь от бинокля, – завтра попробовать проползти прямо здесь, под скалами, где лёд падает вниз, в долину. У нас верёвка-то есть?
– Метров семьдесят, – ответил Зим. – У нас нет другого – опыта обращения с ней.
– Ну, если всё здесь на самом деле так, как выглядит на расстоянии, то опыт и не потребуется, – усмехнулся Хорхой. – Сейчас надо найти площадку для стоянки.
– И желательно с дровами, – произнёс Зим.
– Не знаю, возможно ли это здесь, – с сомнением проговорил шаман.
– Не знаете? Если есть хоть какая-то растительность, есть и дрова, – уверенно сказал Зим. – Особенно здесь – худо-бедно, это ведь юг, правда?
– Правда. Поэтому если мы сейчас найдём какие-нибудь кустики, лучше обломать на них сухие веточки и привязать к рюкзакам.
– Да, так обычно поступают в тундре чукчи и нганасаны, – сказал Зим и подумал: «Молодец, шаман».
– А для чего это всё? – спросил Спадолин. – Мы тащим наверх хренову тучу горючего и пока не израсходовали ни грамма.
– Знаешь, Макс, – произнёс Зим, – я буду невероятно счастлив, если мы весь его запас снесём обратно в долину. Просто невероятно. Но внутренний голос подсказывает мне, что этого не случится.
Зим двинулся вперёд, постоянно оглядываясь. Несколько раз он нагнулся, подбирая веточки можжевельника. Наконец он достиг края морены – места, где ледяная река «вытекала» из скальных берегов. Здесь можно было выбрать довольно ровную площадку для лагеря. Предстояло только сбросить с неё несколько крупных камней.
Зим придирчиво оглядел место будущего ночлега. С точки зрения ветровой нагрузки оно было практически идеальным. С трёх сторон его закрывали скалы, ледяная стена и морена. Из-под морены
