коробку, а вместо сухарей взял батоны в вакуумной упаковке. Батоны эти были, в общем, ничего, но без воды их жрать было невозможно, потому как они были сухими, не в смысле твердыми, а сухими, то есть очищенными полностью от влаги и слегка проспиртованными. Когда открываешь упаковку, спирт сразу испаряется, и батоны становятся мягкими и на вид как свежие, их было по два в каждой упаковке.
Я достал один батон, открыл банку тушенки и с аппетитом все это съел, запив водой с сахаром. Для советского солдата этого было достаточно, за два года я уже привык к этим сухпаям и постоянным рейдам.
Я завалился на матрац, который валялся на полу БТРа, положил под голову бушлат, и решил подремать. Монотонно гудели движки, БТР шел мягко, я лежал и смотрел в потолок. Спать не хотелось, я просто лежал и думал о всякой ерунде, о гражданке, о бабах, о вине и водке, в общем, о том, о чем думает обычно солдат вдалеке от дома. О доме я не думал, так как его у меня не было, а может это и к лучшему, если убьют, то хоть горевать никто не будет. Хотя в данный момент мне умирать не хотелось. Я всегда мечтал — вот вернусь на гражданку, найду себе хорошую бабу, женюсь, заведем детей, и обязательно двух, а может трех, возьмем из детдома, из того, где воспитывался сам, и воспитаем их так, чтоб они никогда не думали о том, что у них не было родителей.
Помечтав немного, я решил узнать, где мы находимся.
— Хасан! Где мы? — крикнул я.
— В Афгане, — ответил Хасан.
— Да что ты говоришь? А я думал, мы в Африке. Я спрашиваю, в каком месте?
— Тебе улицу назвать?
— Да ты заколебал, Хасан. Нормально ответить не можешь, что ли?
— Да откуда я знаю! Встань и посмотри.
— А по рации что трещат?
— Да ни кого не слышно пока.
— Пойти что ли Сапога поучить с винтовки стрелять, держать он ее вроде научился, — сказал я, вставая.
— Сходи, сходи, заодно и посмотришь, где мы едем, — ответил Хасан.
Я, взяв свой автомат, полез на броню. Высунувшись из люка, я спросил:
— Брагу не выпили?
— Выпили, ты опоздал, — ответил Урал.
Сапог сидел возле баков и глазел на горы, которые простирались справа от нас. Впереди, метрах в пятидесяти, катил БТР ротного. Я глянул на горы, и по коже пробежали мурашки, неприятное ощущение было от этого вида. Много раз, вот так же как сейчас, двигаясь у подножья, колонна нарывалась на засаду, или на снайпера. По боевому ехать тоже опасно, на мины нарываешься чаще чем на засады, и поэтому немного безопаснее ехать на броне, хотя какая разница, хоть так, хоть эдак, в Афгане по всякому опасно.
— Сапог, снайперка заряжена? — спросил я.
— Да, заряжена, — ответил он.
— А ну передерни затвор.
— Зачем? — спросил удивленно Сапог.
— Духов стрелять будем. Понял?
— Каких духов?
— Злых духов. Хочу посмотреть, как ты стреляешь.
Сапог передернул затвор и посмотрел на меня. Я огляделся вокруг, подыскивая подходящую мишень.
— Сапог, видишь вон тот выступ в скале, а на нем коряга торчит или что-то вроде того? — я показал пальцем на выступ с виднеющейся на нем какой-то ерундой в виде коряги.
— Да, вижу.
— А ну, стреляй по этой херне.
Сапог прицелился и застыл в этой позе. Время шло, Сапог целился.
— Сапог, ты что — уснул? — спросил его Качок.
— Ему, наверно, корягу жалко, — добавил Урал.
Раздался выстрел, пуля легла метрах в тридцати от цели, Сапог посмотрел на меня.
— Сапог, дубина, да если ты так будешь целиться, тебя духи не только замочат, но и в плен возьмут вместе с винтовкой. Мало того, ты хотя бы примерно попал, куда целился. А ну, давай снова стреляй, пока не отъехали от места. Целиться будешь три секунды, если дольше задержишься, я тебе в лоб заеду, не попадешь, тоже в лоб получишь. А ну давай быстро целься.
Сапог прицелился, я начал считать.
— Раз… Два…
Раздался выстрел, пуля легла рядом с целью, почти в полуметре от нее. Сапог опустил винтовку и снова посмотрел на меня.
— Сапог, ты без пиз…юлей, ни чего не можешь делать, так что ли?
— Ну ведь чуть-чуть не попал, — промямлил Сапог.
— Нет, насчет этого я тебе ни чего не говорю, выстрелил ты хорошо, я даже удивился. Я про другое, тебе пока не вставишь, до тебя не доходит. А если пойдем на проческу, или нарвемся на засаду, я что, за тобой буду ходить и пугать, навроде, если не попадешь, то в лоб получишь и все такое, так что ли? Да нас тогда обоих завалят, дурила ты. Станем на блок, ты у меня тренироваться часами напролет будешь. Понял?
— Понял, — пробубнил Сапог.
Караван
БТР ротного вдруг резко стал, мы потихоньку подъехали к ним и остановились рядом. Ротный смотрел в бинокль.
— Вот идет караван, по сыпучим пескам, он везет анашу в свой родной Пакистан, — пропел слова из песни, ротный.
— Что там такое, товарищ старший лейтенант. Караван что ли?
— Три барбухайки направляются в сторону иранской границы. Выехали, по-моему, из подножья этих гор. Так, а ну быстро за ними, до границы еще далеко, так что накроем их минут через двадцать, не больше.
Мы рванули вперед, все попрыгали в люки и похватали бронежилеты, боеприпасы, и выскочили на броню.
Бронежилеты у нас были Б-2, они были легкие, 6 килограмм, пуля их конечно пробивала как фанеру, но от осколков и пуль на излете они иногда помогали.
Туркмен пересел за руль, а Хасан, взяв автомат, выскочил на броню. Я приготовил пулеметы к бою и, оставив их на взводе, тоже вылез на броню.
Минут через пять на горизонте показались четыре точки. Ротный, смотря в бинокль, показал четыре пальца, но мы уже и так видели, что там было четыре барбухайки.
— Может, мирный караван? — сказал Качок, проверяя затвор своего АКСа.
— Может и мирный. Только, когда не далеко в ущелье идет бой, мирные караваны навряд ли будут шататься возле гор. Так что, наверняка, это духовский, — ответил я ему.
Уже ясно стали видны очертания каравана, и было видно, что первым идет верблюд, а за ним три барбухайки с крытыми кузовами навроде будок, расстояние до них было в пределах километра.
Из БТРа ротного пальнул короткой очередью пулемет КПВТ, давая предупредительный выстрел. Мы сняли автоматы с предохранителей и передернули затворы, я сел рядом с люком, чтоб, если что, сразу прыгнуть за башенные пулеметы. Караван остановился, неужели мирный, подумал я, духовские обычно отстреливаются, а этот стал и стоит.
