— Юра, у нас чай есть с кайфом.
— Какой чай с кайфом? — удивленно спросил я.
— Чай, заварка. Понимаешь?
Голос его был каким-то странным, говорил он со слегка заметной растяжкой и наслаждением, как будто на голой бабе лежал.
— Ни х-я не понимаю, ты про че гонишь, Петруха?
— Чай мы в караване взяли, два мешка. Помнишь тот караван с ранеными духами?
— Ну.
— Так вот, чай мы в этом караване взяли, два мешка.
— Да че ты заладил, чай два мешка, чай два мешка. Чего чай два мешка?
— Чай этот с кайфом.
— Не понял, Петруха, че ты паришься, объясни толком.
— Да заеб-л ты, Юра, чай, говорю, у нас есть с кайфом каким-то, мы сами не знали, взяли его просто так, а когда заварили и выпили, то улетели все. Понял? Я до сих пор балдею.
— Да ну, не может быть, я такое первый раз слышу.
— И мы тоже оху-ли.
— Ротный знает?
— Нет, он не пил, они с Греком брагу квасят со вчерашнего дня.
— Где этот чай, в БТРе?
— Да, здесь.
— Тогда отсыпьте немного.
— Да забирайте мешок, нахрена нам столько.
— А еще кто-нибудь знает кроме вас?
— Нет, мы сами его час назад попробовали. Блин, вот такая вещь, я отвечаю!
— Да я вижу по твоей роже. Давай, короче, кончай пизд-ть, мешок тащи.
Мы с Петрухой направились к БТРу.
— Петруха, погнали к Греку! — крикнул ротный.
— Сейчас чай пацанам выкину.
— Быстрее давай, заеб-ли вы со своим чаем, я его щас ваще весь выкину нах-й! — кричал ротный.
Петруха запрыгнул на броню, достал из-за баков с водой целлофановый мешок с чаем, бросил на землю, махнул нам рукой, и они укатили в сторону, где стояла машина Грека.
Мешок — это, конечно, громко сказано, скорее всего, это был небольшой тюк, ведра на два заварки, но для нас этого было больше чем достаточно. На этом тюке было приклеено что-то вроде этикетки, на которой была надпись арабскими иероглифами. Я подошел к этому тюку и, немного надорвав целлофан, взял оттуда щепотку заварки: на вид это была обычная заварка, похожая на индийскую, запах, вроде, тоже чая, я пожевал немного этой заварки, ну что сказать, чай как чай, и ничего более.
Ко мне подошли пацаны.
— Че эт такое? — одновременно спросили Хасан с Туркменом.
— Чай, — спокойно ответил я.
— Какой еще чай? — спросил Хасан.
— Петруха нам задарил этот тюк, говорит, что с каравана взяли.
— А на хрена нам столько чая? — спросил с удивлением Урал.
— Как на хрена, пить будем, — ответил я ему.
— Юра, правда, на хрена Петруха нам припер этот мешок, он че, гонит что ли? — опять поинтересовался Туркмен.
— В общем так, Хасан, — тебя касается. Я сейчас скажу, что это за чай, только, Хасан, обещай, что ты его потом за ночь не схаваешь.
— Да че я, корова что ли, траву эту хавать.
— А мы вот его сейчас заварим и попьем, а потом видно будет. И если Петруха не пизд-т, то чарс нам больше не нужен будет. Ясно?
— Да ни черта ничего не ясно, объясни толком, че за ху-ню ты городишь. Ну чай, это понятно, а при чем здесь чарс? — удивился Хасан.
— Хасан, давай заварим и попьем, а потом видно будет, я пока сам ни хрена не пойму. Петруха говорит, что они от него улетели капитально и уже час тащатся.
— От чего, от чая? — поразился Туркмен, и все остальные тоже посмотрели на меня как на дурака.
— Ну, дослужились пацаны, уже от чая прутся, — промолвил Хасан с ухмылкой.
— Петруха говорит, что этот чай с кайфом каким-то. Понял ты, дубина таджикская?
— Это ты, Юра, дубина, Петруха тебя подъеб-ул по раскумарке, а ты нам тут эту туфту прогоняешь.
— Да че мы зря порожняки гоняем, давайте заварим и проверим, — я взял тюк и потащил его к нашему БТРу. Вода в котелке в это время начинала закипать. Я про себя подумал — ну, сука Петруха, если подколол меня насчет чая, по башке получит, гад. Надрезав в мешке с заваркой дырку побольше, я взял оттуда полную жменю заварки и бросил в котелок, подумав, что если кайфа не будет, то хоть чифиру нахлебаемся.
— Юра, ты че делаешь, куда ты навалил столько заварки?! — тряс косяком перед моим лицом Хасан.
В котелке начала подыматься пена от заварки, я схватил тряпку и снял котелок с огня.
— Хасан, не мешай, лучше за кашей, вон, смотри, а то сгорит, и костер пора тушить, темнеет, вон, сейчас какой-нибудь душара из трубы шарахнет, и придется на том свете чифирить. У-ух, прохладно становится. Сапог, доставай бушлаты, ложки, кружки и сухари тащи! — крикнул я.
Сапог полез в люк и стал выкидывать бушлаты, потом он притащил все остальное, мы приоделись, затушили костер, и расселись вокруг цинка с кашей.
— Ну че, может сначала чайку Петрухиного похлебаем? — предложил я.
— Давай, наливай, — ответил Туркмен, подвигая ко мне свою кружку, все остальные тоже поставили рядом свои кружки.
Я налил всем по полкружки чая, он был темного цвета, в общем, заварился капитально.
— Пускай остынет, давай пока косяк курнем, — заявил Хасан.
— Спрячь свой косяк, а то чая не поймем, давайте похаваем сначала, а чай пока остынет, — предложил я.
Хасан добавил в кашу остатки нарезанной зелени, и мы, похватав ложки, принялись за трапезу. Покончив с кашей, мы принялись за чай, он был горьким от излишка заварки.
— Может, водой разбавим, а то пить невозможно, — сказал Урал.
— Дурак ты, Татарин, кто ж чай сырой водой разбавляет, пей так, — ответил я ему.
Отхлебав половину налитого в кружку чая, я почувствовал какое-то странное состояние, мне становилось как-то легко, кайф был мягким и приятным, вокруг все казалось интересным. Это был не такой кайф, как от чарса, ничего не давило на голову, не было сушняка, я не делал ни каких резких движений, даже наоборот — движения мои были слегка замедленными и плавными, голова работала на удивление ясно. Все происходящее вокруг казалось плавной и приятной мелодией, даже выстрелы из блоков не раздражали, очереди из автоматов и пулеметов отдавались в голове слегка замедленным эхом. Никакой усталости не чувствовалось, все как рукой сняло. Блин, что за канитель подогнал нам Петруха, довольно таки неплохая штука.
Я посмотрел на пацанов, они все как на подбор блаженно улыбались.
— Это опиум, бля буду, этот чай с опиумом замешан, я узнаю этот кайф, — пролепетал Хасан.
— Ну еще бы ты не знал, что это за кайф, ты спец по любому кайфу, — ответил я Хасану.
— А мне наплевать, что это за кайф, но заеб-сь-то как, — пропел Урал.
— Прикиньте, пацаны, у нас этого кайфа целый тюк, я просто глазам своим не верю, — сказал Хасан с радостным видом.
