согласится ли Василий?.. Не испугается ли Настя? Да и мне самому неплохо бы здесь поселиться».
В тот день к Трубниковым прибежал заплаканный Витька: повесили его отца, тестя Михаила Полякова. На груди прицепили фанеру с надписью: «Взрыватель моста. Это ждет каждого партизана».
Шестидесятилетний старик служил сторожем на железнодорожном переезде. Взяли его прямо с работы.
Надежда Илларионовна тяжело вздохнула:
— Господи, погляди, что творят ироды на земле. Если ты есть, порази не гневом, а огнем этих окаянных фашистов…
Вечером Ирина заметила на кухне икону. Надежда Илларионовна не верила в бога, в церковь не ходила. Кивнув на угол, спросила:
— Мама, зачем это?
— Доченька, икона хлеба не просит. Нехай. Может, там, — указала пальцем на потолок, — и есть что, может, услышит материнское проклятье…
Ирина грустно улыбнулась.
— Черепичная крыша там, мама, — тихо сказала она.
Надежда Илларионовна неопределенно махнула рукой.
НОЧЬ В РАЗВАЛИНАХ
Сашко просто бредил подземельем контрабандистов. С верным дружком Витькой не раз облазил развалины санатория, но ничего не обнаружил. Не встречали они и самой цыганки ни на базаре, ни на улице. Ежик решил, что она куда-нибудь уехала, но сестра вдруг сообщила, что цыганку на днях видели в казино: песнями допоздна забавляла господ офицеров.
Ирина опять попросила брата последить за цыганкой: что делает, куда ходит, с кем встречается. Сашко активизировал свои действия. Однажды он спросил у матери разрешения переночевать у друга, а Витька, в свою очередь, заявил дома, что заночует у Трубниковых.
Такое отчаянное решение возникло у них не сразу и не без основательных причин. Дело в том, что в тот день Сашко снова встретил цыганку и не просто встретил, а даже говорил с ней. Правда, этот разговор нельзя было назвать приятным, даже наоборот…
Отважившись еще раз осмотреть лестничную площадку разрушенного санатория и, наконец, найти, вход в его таинственные подвалы, Сашко обследовал каждый камень, каждую трещину в стене, но, как и раньше, ничего не нашел. Усталый, раздосадованный, присел, соображая, что бы такое еще предпринять. Сколько прошло времени — не помнит. В плечо его угодил ком штукатурки. Задрал голову — обомлел: на подоконнике стояла цыганка, в модной шляпке, в новом зеленом пальто.
— Опять ты!
Мальчик быстро нашелся:
— Тетенька, я за досками… мама послала: печку нечем топить.
— Врешь! На базаре — тоже доски?.. А в парке?.. И здесь ты уже не первый раз… Если попадешься, пожалуюсь офицеру, он найдет для тебя подходящее местечко… — И, по-кошачьи мягко спрыгнув на землю, прошла мимо смущенного Сашко.
Если по-честному, он вовсе не испугался, сделал лишь вид. А когда она отошла подальше, даже огрызнулся:
— Это для тебя и для твоего офицера скоро найдется подходящее местечко! — И побежал домой.
Тогда-то он и решил… Едва стемнело, Сашко и Витька кружным путем выбрались на центральную улицу и притаились в парадном, напротив ярко освещенного подъезда казино.
Сначала сидеть была скучно, ребята маялись, не зная, чем бы занять себя. Но вот к казино стали подходить офицеры, подъезжать машины… Изредка мелькали женские фигуры.
— Смотри, смотри, четвертая, пятая… Вот предательницы, — возмущался Ежик.
Подъехал «ганомак». Из него выскочили двое мужчин в штатском и две девушки. Машина отъехала, одна из девушек обернулась, что-то крикнула шоферу и, подхватив под руку мужчин, пошла в казино.
Ежик так и вцепился в плечо друга:
— Глянь, это же Клавка! Ну да — она… Вот гадина!
Мальчишки долго молчали. То, что они увидели, их поразило. Ну, ходят там всякие, незнакомые, цыганка и такие, как она. Но эту-то они хорошо знали… Как же это? Как она могла?..
Подавленные, они почти не разговаривали. Двери казино открывались и закрывались. Оттуда доносились музыка, отрывки песен, звон посуды.
Им захотелось есть. В надежде раздобыть что-нибудь опять сунулись к швейцару Тимофею. Сердобольный старик толкнул их за занавеску, дал по тарелке каши.
Вечером ресторан выглядел празднично. Столики почти все были заняты. Гремел оркестр, кружились пары.
Не обошлось и без Ружи, окруженной всеобщим вниманием. Самолюбивому Энно льстило, что его дама производит впечатление.
Сашко вздрогнул от звонкой отрывистой команды, будто щелкнули кнутом. Смолк оркестр. На эстраду выпорхнула Ружа. Под аккомпанемент Рейнхельта, раскачиваясь, запела:
Офицеры с бокалами ринулись к эстраде, подхватили певицу на руки. Тимофей воспользовался сутолокой, выдворил Сашка и Витьку за дверь.
Мальчики собрались разойтись по домам, но к подъезду подкатила немецкая машина.
Через несколько минут показалась цыганка с Рейнхельтом. Ребята так и впились в них глазами. Офицер предложил ей машину. Цыганка послушно села. Офицер что-то сказал шоферу, тот пожал плечами, развернул машину и поехал в сторону санатория.
— Он, наверно, подвезет ее к развалинам, — сообразил Сашко.
— Тю? Зачем? — удивился Виктор. — Разве она там живет?
— А где же? — в свою очередь, спросил Сашко.
— Ну, где-нибудь… в целом доме, — простодушно ответил Виктор.
— А чего же она все время крутится в этих трущобах?.. И корзины туда таскает. И переодевается там… — не согласился Ежик. — Побежим посмотрим: тут что-то нечисто.
Ночью развалины санатория выглядели совсем иначе. Обойдя вокруг все здание — не видно ли где света, ребята долго не решались войти внутрь.
Пробравшись между плитами, увидели незакрытую дверь, железные ступеньки.
— Ну да, подвал. Вот здорово!
Подвал оказался самым обыкновенным. В беспорядке разбросаны пустые бочки, какие-то ящики.
Совсем близко что-то зашуршало. Послышался писк, грызня. Витька схватил обеими руками дружка:
— Ой, что это?
— Крысы.
— Они на нас не нападут?
— Перехитрим.
Сашко любовался собственным героизмом. Засветил фонарь, крысы попрыгали в норы.
