потолок и как следует тряхнуть этот мешок с дерьмом, чтоб неповадно ему было впредь орать на него, на Миню, на которого сроду никто голоса не повысил. Однако природная незлобивость и приобретенное на рынке благоразумие взяли верх. Зачем искать неприятности на свою голову, зачем создавать ненужные помехи сладким свиданиям в лаборатории фитоконтроля?

– Да я ж им полсклада перекидал, а взял сколько дали. Я не по вашему делу… – миролюбиво сказал Миня. – Я пойду, ладно?

Эгей повернулся к Мине спиной и, перекатываясь на коротких ножках, вернулся в свое кресло за письменным столом.

– Значит, не крысятничаешь? Это хорошо, – спокойно, даже доброжелательно сказал Эгей. – Для тебя хорошо. Со мной надо дружить, кто бы там тебя ни крышевал. Менты-шменты… – И внезапно снова взвизгнул: – Смотри, что не так – зарою!

Миня уже прикрывал за собой дверь, когда Эгей крикнул ему вдогонку:

– А почему морда всегда замотана?

– Следы от ожогов. В танке горел, – весело соврал Миня.

– Угу, понятно, – одобрил Эгей. – Иди. Еще увидимся.

Однако больше свидеться им так и не пришлось.

* * *

Вот мы и подошли к ключевому моменту нашей истории, где развернулись основные ее события, а у рассказчика, увы, нет сколько-нибудь достоверных сведений о поступках, поведении, действиях главных героев. Да что там действия, даже их мотивы навсегда скрыты в полном информационном тумане. Так что мне остается, по сути, вслепую выстраивать общую картину из мозаики слухов и домыслов, до сих пор гуляющих по лабиринту Крытского крытого рынка. И на материалы уголовного дела, возбужденного (ударение на втором слоге) Крытской межрайонной прокуратурой, толком положиться тоже нельзя, потому что оно целиком и полностью построено на тех же самых слухах и домыслах.

Свидетельские показания сбивчивы и противоречивы. В них фигурируют груды изувеченных тел в камуфляже, крушивший все и вся чудовищных размеров монстр с рогами, какой-то армянский парень в джинсовке, лужи крови, беспорядочная стрельба. А что до вещдоков – то их, как говорится, с гулькин нос: кусок костного вещества, идентифицированного как обломок рога крупного рогатого скота, да несколько мотков для вязания (по экспертному заключению – шерсть альпаки с добавкой акрила), которые проходят в деле как нитки Ариадны. Вот, пожалуй, и все, чем располагает автор, приступая к последней части своего повествования. Так что не судите меня строго за возможные в нем неувязки и противоречия. А я приступаю к реконструкции событий.

Той ранней осенью у Зевовых все складывалось хорошо как никогда. Ариадна стала лауреаткой областного конкурса по классу баяна и готовилась к поступлению в консерваторию. Федра завоевала «серебро» в опорном прыжке и «бронзу» в вольных упражнениях. Эгей Тесеев практически добровольно на треть увеличил ежемесячные выплаты соучредителям и совладельцам критской компании Hermes Ltd. Зевову и Дедалову. В Крытске с кратким визитом побывал губернатор и не только остался доволен работой главы администрации, но и намекнул на высокую вероятность его повышения, перевода в свой губернаторский аппарат.

У Миноса Европовича кружилась голова от открывшихся перед ним перспектив, и в ожидании высокого поста он позволил себе слегка расслабиться, благодушествовать, больше бывать дома – смотрел сериалы по телевизору, слушал, как музицирует Ариадна, расспрашивал Федру о ее успехах на гимнастическом помосте, чаевничал у самовара в семейном кругу, в который пусть еще не на вполне законных основаниях уже входила Леночка. Да, они с Миней благодаря столь удачно устроившейся работе на одном предприятии успевали за день так наобниматься-нацеловаться, что к вечеру готовы были сделать небольшой перерыв, чтобы попить чайку с вареньем, искусством варить которое славилась Пасифая. Правда, еще за чаем молодых снова начинало тянуть друг к другу, огромная Минина длань искала и находила под скатертью нежную ручку подруги, их ноги сталкивались под столом, и Миня смущенно говорил, что ему надо проводить Ленку. Проводы растягивались за полночь, но ночевать Миня неизменно возвращался домой. Так требовала Пасифая, а расстраивать мать он не хотел.

Господи, сколько переживаний выпало на долю этой матери! Впервые убедиться в том, что ее ненаглядный «теленочек» и впрямь теленочек, услышать окончательный и обжалованию не подлежащий приговор британских акушеров и педиатров, скрывать от всего города уродство собственного ребенка, такого милого малыша…

Но вот не прошло и трех лет, как ее самоотверженная забота о ребенке была вознаграждена. Какая мать не мечтает о таком сыне – статном, сильном, красивом, не по годам развитом, работящем, начитанном и при этом послушном, почтительном к старшим! Прежде нет-нет да посещавшие Пасифаю скорбные мысли об уродстве ребенка бесследно исчезли. Какое ж тут уродство! Телосложение античной статуи, увенчанная мощными короткими рогами гордо посаженная голова, большие светящиеся умом и добротой глаза… Она видела, что мальчик день ото дня взрослеет, из юноши превращается в мужчину, и материнское сердце трепетало от гордости. И от легкой грусти – сын вырос, ее повседневная опека ему больше не нужна, и ласки Леночки для него куда важнее материнских. Скоро, совсем скоро она, еще молодая и полная сил женщина, останется не у дел. И как несколько лет назад, когда подросли дочери, Пасифая приняла решение вернуться на работу.

Решение Пасифаи обсудили на семейном совете и, хотя Минос слегка поартачился – зачем тебе это? чего тебе дома не сидится? – сочли разумным. Было решено торжественно отпраздновать Минино трехлетие – какой-никакой юбилей все-таки – и после этого отпустить Пасифаю на ее станцию осеменять буренок. О другой работе она и думать не хотела.

До юбилея оставались считанные недели. Все готовили для юбиляра свои подарки-сюрпризы. Пасифая под каким-то предлогом обмерила Миню и тайком от всех выписала из Лондона несколько костюмов на все сезоны и случаи жизни – не все же мальчику ходить в джинсе. Минос Европович заказал областному дилеру «мицубиси-паджеро» в полной комплектации плюс всяческие навороты и велел начальнику ГАИ оформить водительские права на имя Давида Минотряна. А сестрицы задумали связать Мине роскошный свитер – зима на носу. Вот этот свитер и вызвал события, которые перевернули жизнь счастливой семьи.

* * *

Что бы там ни говорили литературные критики, а за ними и читатели, о надуманности сюжетных поворотов, как бы ни крыли нашего брата-сочинителя за невероятные случайности и совпадения, которые управляют судьбами выдуманных литературных героев, реальная жизнь выкидывает такие фортеля, какие, право же, нарочно не придумаешь.

В тот день, выдавшийся солнечным и теплым, Ариадна передумала ехать за шерстью для Мининого свитера в областной центр, где обычно делала покупки, и решила купить ее на Крытском крытом рынке, куда до того заглядывала всего два-три раза. Подружки порекомендовали ей магазинчик с выбором пряжи не хуже столичного. Ариадна вошла на рынок через центральный вход и тут же заблудилась в лабиринте спроектированных Дедаловым коридоров, торговых залов, галерей и тупиков. Расспрашивая встречных торговцев, она все же магазинчик нашла, перебрала десятки образцов и остановилась на светло-серой, скорее даже жемчужной альпаке. Хозяйка магазинчика одобрила выбор и уложила в большой фирменный пакет «Золотое руно Крытска» десять мотков, каждый с голову ребенка.

Несмотря на внушительные размеры мотков, ноша была легкой – килограмма полтора, и это Аридна купила еще с запасом. Ровно в полдень, размахивая пакетом, она, донельзя довольная покупкой, вышла из магазинчика и направилась к выходу с рынка. А через несколько минут, очутившись в слабо освещенном переходе без окон, без дверей, она поняла, что снова заблудилась. Ариадна растерянно оглянулась по сторонам и, к радости своей, увидела крепыша в тренировочном костюме…

В тот же день, для Мишки Тесеева с самого начала ужас как незадавшийся, парень терзался жесточайшей ломкой. Казалось бы, что за проблема, ширанулся и гуляй себе. Но в том-то и дело, что не было у Мишки ни ширева, ни башлей, чтобы его купить, а на халяву он давно уж не рассчитывал: некредитоспособность Тесеева-младшего была известна всему Крытску. И тогда он, терзаемый нечеловеческими муками, решился нарушить жесточайший запрет отца и отправился на рынок, где, как всем известно, выбор ширева не хуже столичного.

В уважаемой семье Эгея Тесеева Мишка был самый что ни на есть infant terrible. И не столько из-за его двух ходок, сколько из-за необузданного нрава, отвращения к любой работе и при этом постоянного стремления любой ценой слупить с кого ни попадя бабки. Эгеевы конкретные пацаны пару раз уже застукали

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату