интенсивный, как от огня. И даже сильнее. — Ты спас мне жизнь, не так ли, Люк? Я могла умереть.
— Да, — его голос вдруг охрип, и глаза коротко и напряженно сверкнули. — Я думал, ты поняла основное, но это — моя вина, что дошло до этого. Моя ответственность.
Джой опустила глаза, чувствуя, что заливается румянцем.
— Нет, это была моя вина. Все было таким красивым, и я… Мне следовало быть внимательней. Я говорила тебе, что все держу под контролем, и ты доверял мне, — она немного помолчала. — Этого больше не повторится.
— Ты чертовски права, не повторится, — сказал Люк сквозь стиснутые зубы. Сейчас он пристально смотрел на нее, а в голосе определенно звучало предупреждение. — Я не позволю тебе сделать что—либо, чтобы убить себя. Никогда. Лучше тебе это понять прямо сейчас.
Раньше Джой могла попасться на крючок, отвечая на его упреки защитной гневной реакцией. Вместо этого она очень медленно протянула руку и опустила ее ему на ногу. Мышцы под рукой напряглись и снова расслабились.
— Я думаю, что действительно понимаю, — прошептала она. Люк отвел взгляд, и в неясном свете было трудно сказать, был ли румянец на его лице просто отражением пламени. — Я хочу еще раз тебя поблагодарить, Люк. За заботу обо мне и спасение моей жизни.
Люк застыл, как статуя. Он смотрел на стены, на землю, на пламя — куда угодно, только не ей в глаза. Джой прикусила губу.
— Если ты серьезно говорил о том, что собираешься обеспечить мою безопасность… — Люк резко повернул голову и хмуро уставился на нее. — На самом деле, сейчас я чувствую, что меня опять знобит. Не думаю, что этих спальных мешков и одеял будет достаточно.
Люк открыл и резко закрыл рот, пристально смотря на нее. Она видела признаки внутренней борьбы, наверное, он пытался понять, насколько Джой серьезна. Или что кроется за ее словами. Внезапно колебания прекратились, и, казалось, решение вырвалось из него в едином длинном порыве. Он вздохнул и медленно, с видимой неохотой придвинулся к ней ближе так, что их ноги соприкоснулись от бедер до икр, и обнял ее за плечи.
Джой закрыла глаза со вздохом полного удовлетворения. Какое—то время она просто смаковала ощущение твердого плеча под своей щекой. Удовольствие от этого и легкое дуновение его дыхания, шевелившего волосы на лбу, были достаточными, что их хватило, чтобы удовлетворить Джой на какое—то время. Но вскоре и этого стало мало. Когда тишина установила между ними мир и согласие, она позволила своей голове скользнуть ему на грудь, а руке — присоединиться к ней.
Конечно, он опять напрягся, затем расслабился гораздо быстрее и легче. Будто приручая дикого своенравного лесного зверя, Джой осторожно провела рукой по твердой выпуклости его груди. Размеренный стук его сердца ускорился под ее ухом, пока она ласкающими движениями проводила рукой по его мышцам и нащупала небольшой мужской сосок под рубашкой.
То, как резко он вдохнул, сказало ей все, что она хотела знать. Он не оттолкнул ее прочь. Лаская его грудь легчайшими из прикосновений, она отважилась на него взглянуть. Его глаза были закрыты, а голова прислонена к стене. Такого выражения лица у него она раньше не видела — потерянного и находящегося на краю капитуляции.
Заговорить сейчас значило нарушить волшебство момента. Осторожно, очень аккуратно, она просунула пальцы между пуговицами его рубашки. Кожа Люка горела под жесткой порослью. Его сердце под ее ладонью остановилось и застучало опять в быстром ритме, когда она начала расстегивать пуговицы от основания шеи до того места, где они исчезали под поясом штанов.
Теперь ее руки свободно нежили его тело без всяких барьеров под ними. Она никогда не чувствовала ничего подобного, даже не могла представить себе это. Только во сне, в своих невероятных снах, она была близка к такому. Его тело было идеальным, твердым и мужественным, наполняющим ее желанием.
Его дыхание стало еще глубже, когда ее рука наполовину стянула рубашку с его поразительно широких плеч. С рук, которые поднимали тяжести, как пушинку, которые были сильными, но безопасными для нее. Она позволила пальцам пройтись по дуге мышц между плечом и шеей, пощекотала впадинку между ключицами, пододвигаясь, чтобы приласкать острый край подбородка.
Она ощущала пульс на его горле. Его поза выражала протест, как будто сейчас он опустит голову, чтобы взглянуть на нее, но пока она еще удерживала его. Сильнее развернувшись к нему, она добавила в игру вторую руку. Его рука на ее плече была неподвижной, но Джой едва заметила внезапную сильную хватку его пальцев. Ее руки изучали лепленную поверхность высоких скул и впадинок под ними, касаясь его лица, прогоняя прочь напряжение и тревогу. Он вздрогнул, но не отвернулся. Дразня мочки его ушей, она обнаружила легчайшие прядки волос возле ободков и поддалась своему первоначальному желанию отбросить непокорный черный локон со лба.
Сейчас в нем зрело новое напряжение, видимое и несомненное. Она почувствовала момент, когда он захотел освободиться — вырваться или принять ее в свои объятья, но она опять остановила его — припала губами к месту, где путешествовали ее пальцы, и стала ласкать горячую шелковистую твердость кожи.
Волосы на его груди удивительно нежно касались ее щеки, пока она целовала его там, щекоча и дразня. Удивительно робко она лизнула его сосок — он вздрогнул, едва дыша. Она улыбнулась в его напряженные мышцы и продолжила дразнить до тех пор, пока не почувствовала что следует уделить аналогичное внимание остальным местам на его торсе.
Она приподнялась, чтобы поцеловать его плечи, попробовать мужской вкус впадинки на горле, провести языком по щетине на его челюсти так, чтобы ощутить ее покалывание.
Она только приготовилась перейти к правому уху, когда с внезапным стоном Люк повернулся к ней. Его движения были такими быстрыми и мощными, что ее сопротивление ни к чему бы не привело. Внезапно она оказалась придавленной им, ее лицо поднялось к его, и на мгновение его взгляд, переполненный бурлящей энергией, встретился с ее глазами. А затем он опустил свой рот и заявил права на ее губы.
Мягкая податливость губ Джой вызвала в Люке вспышку неконтролируемого желания, и он знал, что предел здравомыслия достигнут. Какая—то далекая часть его, как и в прошлые два раза, приказывала остановиться, прекратить все до того, пока это не зашло слишком далеко. Но уже было поздно. Он мог прекратить то, что начала Джой, с тем же успехом, что и остановить снегопад вне стен их примитивного убежища. В конечном счете, она достигла цели в том, с чем, как он был уверен, не справилась бы никакая женщина — никакая обычная человеческая женщина. Соблазнительный зов ее тела и несомненная связь, формирующаяся между ними, были сильнее его решения, выше всех сил.
Слишком поздно. Ее рот расцветал под его, губы раскрывались, как лепестки, чтобы быть испробованными. Не разрывая контакта, он притянул ее себе на колени, вытаскивая из спального мешка, пока она не оседлала его, а ее обнаженные бедра не оказались по обе стороны от него. Она дрожала, но не от холода. Его сердце бухало в ушах. Ее глаза были закрыты, изящная шея выгнулась назад, руки давили на его грудь, зажатые их телами.
Ее вкус был совершенным, когда он исследовал потаенную теплоту ее рта своим языком. Ее собственный взлетал навстречу, танцевал вдоль его языка, их дыхания смешивались, он вжимался сильнее и глубже, будто это было единственным, что могло скрепить то, что возникло между ними. Мягкий стон пришел из самого ее сердца, дрожа в соприкосновении их губ. В нем звучала настойчивость, сравнимая с его собственной, но он сохранял контроль, последние остатки рассудка удерживали его. Еще не время.
Он, оттягивая, провел зубами по её припухшей нижней губе. Ее руки пытались освободиться, скользнув по его обнаженной груди вверх, к плечам. Он позволил её пальцам схватиться за него, а затем опять вжался в неё, исследуя восхитительный рот, пока не узнал каждый его уголок. Затем его чувствительный язык двинулся дальше — пробовать всё остальное: скользнул вдоль изящного подбородка и остановился подразнить ушко так, как делала она. Она тяжело дышала, голова откинулась в окончательной капитуляции. Он погрузил пальцы в бледную паутину её волос, расплетая последние остатки косы, и приник ртом к уязвимости её мягкой шеи, такой восхитительно беззащитной.
Когда его зубы слегка сомкнулись на ней, она замерла в удивлении, на какое—то мгновение её ногти впились ему в плечи. Но он был нежен, заботился о том, чтобы не оставить следов, утверждая свое превосходство с крайней аккуратностью. И она признала это. Возможно, она не понимала язык, на котором он говорил с её телом, но она его приняла.
Его возбуждение достигло невыносимого напряжения, но он всё ещё сдерживался. В этот раз надо все
