него, но он лез вперед, игнорируя ругань. Хилтс подхватил Финн за локоть, развернул и потащил вперед к ближайшему вагону. Вскочив в поезд, девушка оглянулась и увидела, что двери плавно закрылись, отрезав преследователю путь назад. Когда состав тронулся, Хилтс увидел, как тот подносит к уху сотовый телефон.
— Он собирается вызвать подкрепление. Дело плохо!
— Мы не можем оставаться в поезде очень долго, — сказала Финн. — Может быть, нас уже ждут впереди.
Она посмотрела на карту над дверями. Будь бородатый человеком сообразительным, он догадался бы, что можно опередить их, проехав по Первой линии на одну остановку дальше, до станции «Бастилия», а потом перехватить, используя второстепенную Пятую линию, проходящую между «Бастилией» и южными станциями. Парижское метро, существовавшее более ста лет, было невероятно сложным, но зато столь разветвленным, что в городе, наверное, ни одно здание не находилось более чем в пятистах ярдах от подземки.
Понимая, что вызванная подмога, скорее всего, попытается встретить их на «Монпарнас-Бьенвеню», следующей большой узловой станции, где пересекались около полудюжины линий, они перешли на станции «Площадь Италии», где их враги вряд ли могли успеть устроить засаду, и сели на другой проезд. Согласно карте, до следующей узловой станции у них теперь оставались только две остановки, «Данфер-Рошро» и «Распай». Финн ничего не знала ни о том ни о другом месте, но оба находились близко от Монпарнаса, былого центра жизни парижской богемы, превратившегося в туристическую зону со множеством питейных заведений, каждое из которых преподносилось как излюбленный ресторан Ленина или любимый бар Хемингуэя.
— Выходим на следующей, — сказал Хилтс, и они снова подошли к дверям.
Поезд замедлил ход, потом остановился, и они, выйдя из вагона, двинулись по заполненной народом платформе. Когда поезд тронулся, Финн бросила взгляд на противоположную сторону путей и увидела удивленное выражение лица находившегося там человека — того самого, который затолкнул Финн и Хилтса в машину перед канадским посольством. На миг он замер, разинув рот, потом припустил к выходу.
— Скорей!
Финн с Хилтсом помчались к ближайшему выходу, игнорируя эскалаторы, взлетели по длинному лестничному пролету, добрались до верхнего вестибюля, пересекли его, пробежали под одной из трех выходных арок и через улицу, лавируя между машинами, выбежали к круглой площади, в центре которой высилась очередная огромная бронзовая конная статуя. Финн отстраненно подумала, что, должно быть, некогда в Париже было хоть отбавляй работы для кузнецов, мастеривших подковы.
— В какую сторону? — спросила она.
— Неважно. Нам нужно оторваться от него. Бежим!
Он взял ее за руку и потащил. Рядом со стоянкой такси резко остановился «мерседес», на сей раз голубой, из которого выскочил давешний малый с ротвейлером, правда, на сей раз без собаки. Человек, заметивший их на платформе, бежал за ними через улицу. Они свернули, огляделись в поисках укрытия и сломя голову метнулись по короткому пролету ступеней в распахнутые по случаю летней жары высокие черные двери какого-то здания.
За дверьми оказался турникет, рядом с которым со скучающим видом сидел человек в униформе. Увидев табличку с понятной без перевода надписью «€10» (Десять евро), Хилтс полез в карман, извлек пару мятых банкнот и сунул в руку служителя. Они пробежали через турникет, и, оглянувшись через плечо, Финн увидела, что за ними следуют два человека, которых до того момента видно не было. Она повернулась снова. Перед ними не было ничего, кроме отверстия в полу, служившего началом спуска под землю.
— Что это за место? — спросил Хилтс, уставившись на темную спираль винтовой лестницы у своих ног. — У нас намечается экскурсия по канализационным трубам?
А вот Финн сообразила — в прошлый раз, будучи в Париже, она прочла об этом в путеводителе.
Это был вход в парижские катакомбы, где, сокрытые глубоко под улицами старого города, покоились накопившиеся за столетия останки миллионов его жителей.
ГЛАВА 27
Париж существует более двух тысяч лет. Он возник как маленькая деревушка на острове Пари, где теперь стоит собор Парижской Богоматери, а потом распространился по обоим берегам Сены во все стороны света. Как любой другой быстро растущий урбанистический центр, Париж столкнулся с двумя основными сложными для разрешения проблемами, способными породить весьма тяжкие, а то и фатальные последствия: необходимостью уничтожения мусора и захоронения покойников. Переизбыток того и другого становился причиной эпидемий. В Средние века загрязнение города отходами жизнедеятельности навлекло на город «черную смерть» — бубонную чуму, а позднее Наполеон, желавший преобразить свою столицу, был вынужден устраивать массовые перезахоронения трупов с переполненных кладбищ, перетаскивая их с одной стороны города на другую. На протяжении тысячи или более лет кладбище имелось практически при каждой городской церкви, но эти многочисленные погосты мешали градостроительным замыслам. Париж, как и Вашингтон (оба города были спланированы в Новое время одним и тем же архитектором, Пьером Ленфаном), стоял на болоте, и усопшие практически не погребались в земле, а затапливались в болотной жиже. Наполеон, диктатор, император и прежде всего прагматик, приказал очистить все городские кладбища, а тела переместить на тогдашнюю окраину города, где некогда римляне добывали известняк. Это произошло не сразу, но по мере воплощения в жизнь его проектов осуществлялся и данный план. Новопреставленных хоронили на трех основных кладбищах — Пер-Лашез, самом известном, где покоится прах столь разных знаменитостей, как Джим Моррисон из группы «Дорз» и Фредерик Шопен, а также Монпарнас и Монмартр, куда свозили не столь прославленных усопших. Что же до миллионов погребенных ранее, то их кости были собраны, перенесены в древние известняковые карьеры, упрятаны под землю на глубину двести футов. С течением времени эти каменоломни с хранилищами костей превратились в целый лабиринт из более чем ста пятидесяти миль тоннелей на обоих берегах Сены с тайными выходами и входами через канализационные трубы, люки и подвалы старых домов в половине города. Нацисты воспользовались некоторыми из них как коммуникационными бункерами и убежищами от воздушных налетов. В то же самое время парижское Сопротивление использовало другие участки подземного лабиринта для встреч бойцов и хранения оружия. Естественно, враги не раз сталкивались, и под землей разгорались ожесточенные схватки. Известен случай, когда высланный против борцов за свободу Франции взвод СС исчез без следа.
Финн и Хилтс устремились вниз по лестнице.
Почти сразу же начала понижаться температура. Летняя жара сменилась естественной, не являвшейся результатом работы кондиционеров прохладой. Финн невольно поежилась. Маленькие лампочки, свисавшие с потрепанного кабеля, обернутого вокруг каменного стержня лестницы, освещали им путь. Чтобы заставить себя отвлечься от неуклонно усиливавшегося ощущения клаустрофобии, Финн начала считать ступеньки и к моменту достижения дна успела насчитать двести тридцать четыре. Она слышала шаги, отдававшиеся эхом позади них, но понятия не имела, преследователи это или просто группа туристов, заплативших по десять евро. Указатель на стене информировал их, что они находятся на глубине семидесяти метров под землей. Линия тускло светящихся ламп уходила вдаль, и им предстояло или углубиться в подземелье, или повернуть назад и отдаться в руки преследователей. Под их ногами стал поскрипывать сырой гравий, на каменных стенах выступала влага.
«Не хотелось бы умереть в таком паршивом месте», — подумала Финн.
Ярдов через сто тоннель начал расширяться, и она почувствовала, что клаустрофобия слегка отступает. Неожиданно они оказались в широком и хорошо освещенном зале, холодный, запотевший потолок которого находился не более чем в ярде над их головами. Зал был продолговатым, с парой исполненных в египетском стиле обелисков, вырубленных в камне по обе стороны зияющего входа, белых, с прямоугольными вкраплениями черного. Над темным проемом была высечена латинская надпись, которую Финн перевела вслух: «Остановись! Ты вступаешь в царство мертвых».
