— Это же герб Богартов! — воскликнул Билли.
В правом нижнем углу стояла подпись художника — легкая и стремительная, совсем не похожая на ту, что они видели на холсте.
— Вот, полюбуйтесь, подлинный автограф Рембрандта ван Рейна, — торжественно объявил профессор.
— Значит, картина подлинная? — спросила Финн.
— Сейчас поглядим.
Шаркая сандалиями, профессор подошел к стоящему в дальнем углу компьютеру.
— В шестьдесят восьмом году я участвовал в специальной комиссии по наследию Рембрандта, — объяснял он, набирая что-то на клавиатуре. — Ее создало правительство Нидерландов, чтобы установить точное число его работ, сохранившихся до наших дней. В ней работали эксперты со всего мира. Мы не только устанавливали подлинность имевшихся полотен, но и по описаниям составили базу данных всех его известных работ. А кроме того, у нас в институте имеется специальный отдел, который устанавливает происхождение картин, перемещенных в результате холокоста, и, если свести те и другие данные, можно обнаружить много… Есть! — вдруг воскликнул он, явно довольный собой.
— Что есть? — нетерпеливо спросила Финн.
— Ваша картина. Похоже, у нее довольно таинственная судьба, — пробормотал старик, не сводя глаз с экрана. — Это портрет Вильгельма ван Богарта, написанный Рембрандтом в тысяча шестьсот пятьдесят девятом году. И в личных записях художника, и в архиве Богартов имеются записи о выплаченной и полученной за картину сумме. Вильгельму ван Богарту на момент написания портрета исполнилось тридцать семь лет. Картина никогда не переходила из рук в руки и хранилась в семье Богарт в Амстердаме вплоть до тридцать восьмого года, когда была украдена вместе с полудюжиной других полотен из семейной коллекции. Впоследствии ни одно из них не было найдено и нигде не всплывало. Нам этот портрет известен только по фотографии, которую по просьбе Богартов в тридцать седьмом году сделал Жак Гудстиккер.
— И где эта фотография сейчас?
— Она существует в двух экземплярах: один хранится в Вашингтоне, в Архиве холокоста, а другой — в Государственном художественном музее Амстердама.
— В тридцать седьмом картину фотографируют, в тридцать восьмом — крадут, а в сороковом она, спрятанная под другим холстом, оказывается в реестре галереи Гудстиккера? — с сомнением покачал головой Билли. — Это явно не простое совпадение, но никакого смысла я тут не вижу.
— Смысл есть, если они все были в сговоре — Гудстиккер, воры и семья Богарт, — возразила Финн.
— Вполне приемлемая теория, — кивнул Шнеегартен. — Они оба были евреями. Оба знали, что скоро в Голландии будет хозяйничать Гитлер. И потому сговорились спрятать от него картину.
— Я все равно не понимаю, — нахмурился Билли. — Почему именно эту картину? И если ее собирались спрятать, откуда на ней появился нацистский штамп?
— С этим еще надо разобраться, — поглаживая подбородок, заявил профессор. — Вы можете оставить ее здесь на несколько дней?
Финн оглянулась на своего нового друга:
— Как вы думаете, Билли?
— Думаю, можем.
— Отлично! — обрадовался Шнеегартен, сунул в рот трубку и похлопал Билли по плечу. — Я найду ответ на ваши вопросы, милорд. Можете не сомневаться. Я, как ваш английский Скотленд-Ярд, всегда нахожу то, что ищу.
8
Оставив профессора колдовать над картиной, Финн и Билли спустились вниз и не без труда отыскали выход на Стрэнд. На улице совсем стемнело, а дождь шел уже в полную силу. Они в нерешительности остановились на крыльце под большим каменным козырьком. Начинался час пик, и Стрэнд, как и все большие улицы столицы, был забит машинами. Сквозь пелену дождя, дрожа, словно светлячки, пробивались огоньки на крышах черных неуклюжих кебов. Однако раздраженных гудков не было слышно. Все-таки Англия есть Англия. На стоянке такси выстроилась длинная очередь из унылых людей под зонтиками.
— Мы проторчим тут не меньше часа, — простонал Билли.
— А может, поедем на метро? — предложила Финн.
— Ближайшая станция — это «Темпл» на набережной. Мы промокнем насквозь, пока туда доберемся. И наверняка вся подземка пропахла мокрыми носками.
— Но выбор-то у нас все равно небольшой, — заметила Финн.
— У вас вовсе нет выбора, мисс Райан, — вдруг произнес незнакомый голос за спиной, и что-то твердое уперлось ей в позвоночник.
Финн испуганно оглянулась. Вплотную за ее спиной стоял хорошо одетый мужчина азиатской, но, кажется, не китайской наружности. В одной руке он держал зонт, а другая была до локтя прикрыта газетой. Финн не видела, что в ней, но почему-то была уверена, что это не шариковая ручка. Еще она успела заметить, что мужчин двое: второй стоял за спиной у Билли. Руки, держащие зонты, были затянуты в резиновые хирургические перчатки. Профессионалы.
— За углом стоит машина. Синяя «ауди». Вы сядете в нее без шума и крика. Если будете шуметь, нам придется убить вас обоих. Хорошо?
Твердая штука, очень похожая на ствол пистолета, больно ткнулась ей в спину. Финн искоса взглянула на Билли. Он выглядел встревоженным, но, кажется, вполне владел собой. Вместе с двумя незнакомцами они по ступенькам спустились на тротуар и повернули направо. Их конвоиры не считали нужным уступать кому-то дорогу. Используя Билли и Финн как таран, они двинулись по тротуару поперек движения. Прохожие, отгороженные от мира зонтами, послушно отступали в стороны, даже не поднимая глаз. Людей похищали в самом центре толпы, и никто ничего не замечал. Когда они с Билли окажутся в машине, все будет кончено, вдруг с совершенной ясностью поняла Финн. Это не простое ограбление, а что-то гораздо более серьезное. Раз их поджидали у входа в Сомерсет-хаус, значит, за ними следили от самой конторы Талкинхорна, а может, и раньше.
Откуда-то в памяти Финн вдруг всплыли давно забытые слова — «нырок с переворотом». Так выражалась мисс Тернер, преподававшая у них в Нортленде физкультуру. Мисс Тернер, автор тщательно разработанной «системы истязаний по-тернерски». Мисс Тернер, у которой от избытка тестостерона росли усы. Мисс Тернер, рожденная для того, чтобы быть сержантом в морской пехоте. Все эти сексуальные аэробики и ужимки под музыку не для нее. Ее кумиром был Джеки Чан, а пунктиком — нырок с переворотом.
Финн почувствовала еще один толчок в спину и прибавила шаг. Сейчас или никогда. Она совершенно точно знала, что в синей «ауди» их ожидает смерть, но чувствовала не страх, а злость и холодную решимость. И не только потому, что ей уже случалось оказываться в подобных ситуациях — на улицах Нью-Йорка, и в сотне футов под водой в Карибском море, и вместе с матерью в джунглях Юкатана, когда она была еще ребенком. Нет, причина ее ледяного, неестественного спокойствия крылась не в этом, а в чем-то спрятанном глубоко внутри, в самой сердцевине ее характера. В чем-то врожденном, полученном вместе с генами. Этому ее не смогла бы научить никакая мисс Тернер.
— Хорошо, — негромко сказала она, надеясь, что Билли разгадает ее план.
Они уже миновали островок посреди дороги, на котором возвышалась церковь Сент-Мэри-ле-Стрэнд. Мимо, шурша шинами по мокрому асфальту, проехал автобус номер 52, направляющийся к Ватерлоо. Теперь от улицы их отделяла металлическая ограда с прицепленными к ней почтовыми ящиками и несколькими велосипедами. Справа виднелся вход на станцию метро «Стрэнд», уже лет десять как закрытую.
Они свернули на Сюррей-стрит, и шум транспорта остался где-то позади. Впереди, напротив входа на
