полиэтилена. Почти у каждого дома на якоре качалась небольшая лодка, а каждое окно украшали ящики с цветами и буйной зеленью. Стены и крыши были выкрашены в яркие синие, зеленые и желтые цвета. В целом картина очень напоминала пестрый лоскутный коврик.
— Наверное, просто спросим, — пожала плечами Финн.
Неподалеку от них играла группа детей: разбегаясь, они прыгали в воду с края доски, тут же, отфыркиваясь, выныривали, быстро карабкались по бамбуковой лестнице обратно на причал и повторяли все сначала. Некоторые из них обходились совсем без одежды, на других было что-то вроде белых кальсон, на третьих — яркие саронги. Никаких взрослых поблизости не наблюдалось, и мальчики постарше заботливо приглядывали за малышами. Финн вдруг вспомнила собственное детство и ферму дяди Дэнни в Маривилле, у самого Большого утеса. Тогда они тоже бегали купаться самостоятельно, и никто не боялся, что они утонут или их похитят. В те дни мир был или, по крайней мере, казался гораздо более безопасным, чем сейчас. Хорошо, что хоть здесь, вдали от цивилизации, еще сохранились такие места, где все осталось по-прежнему. Финн засмеялась над ужимками мальчишек, которые, почувствовав, что на них смотрят, стали шуметь в два раза больше.
Под причалом было футов десять-пятнадцать глубины, и вода казалась удивительно чистой. Сквозь нее легко просматривалось ровное песчаное дно. Да и на поверхности Финн не заметила ни одного обрывка пластика или бутылки. Местные жители, судя по всему, очень гордились своими домами. Все маленькие лодки с маломощными подвесными моторчиками были выкрашены в те же яркие цвета, что и дома, а на корме у каждой красовалось аккуратно выведенное имя.
Мальчишки, заметив, что незнакомцы приближаются к ним, остановились и замолчали. Они ничего не клянчили, а просто с любопытством рассматривали чужаков, пытаясь понять, кто это — друзья или враги.
— Di mana Osterman tuan? — спросил у них Хансон.
Самый высокий из мальчиков, одетый в красные выцветшие шорты, показал на довольно большой дом с яркой голубой крышей и цветочными ящиками, полными пламенеющих рододендронов.
— Tuan Osterman kedai, — с достоинством сказал он.
— Это магазин Остермана, — перевел Хансон для остальных.
— Terima kasih, — произнесла Финн фразу, которой научил ее стюард Базуки. «Спасибо».
— Sama-sama! — ответил ей приятно удивленный мальчик.
— Дать ему денег? — спросил Билли у Хансона.
— За что? — отозвался тот. — Он просто показал нам дорогу. Он ничего и не ждет. Эти люди не нищие, они просто бедны.
Следуя указанию мальчика, они прошли по нескольким узким мосткам и остановились перед магазином. Передняя стена, сделанная из бамбуковых жалюзи, была поднята, открывая взглядам просторную комнату с множеством полок. На них размещалась странная коллекция самых неожиданных вещей: от викторианских гравюр в замысловатых рамках до нескольких кукол Барби азиатского вида и явно контрафактного происхождения, лежащих в аляповатых, похожих на гробы коробках с прозрачной крышкой. Все вместе это походило скорее на лавку старьевщика, чем на антикварный магазин. На минуту Финн даже подумал, что мальчик, показавший им дорогу, ошибся.
Из-за бамбуковой занавески, отгораживающей заднюю часть магазина, показался высокий, сутулый мужчина лет семидесяти. У него были длинные, свалявшиеся волосы, а над поясом грязного саронга нависал очень бледный живот. На носу у старика сидели старомодные очки в черной пластиковой оправе, а в руках он держал пластмассовую мисочку и палочки для еды.
— Мистер Остерман? — справилась Финн.
— Зовите меня просто Бернардом, милая, — отозвался старик и при помощи палочек отправил в рот небольшой пучок лапши. — Вы, я вижу, не просто туристы в поисках экзотики.
Он говорил на хорошем английском, но с явным немецким или австрийским акцентом.
Вместо ответа Финн достала из кармана и на ладони протянула ему маленький золотой амулет. Бернард Остерман внимательно посмотрел, но не сделал никакой попытки забрать его.
— Я так и знал, что эта безделушка не захочет так просто со мною расстаться, — вздохнул он.
— Вы продали ее моему родственнику, — заговорил Билли. — Питеру Богарту.
— Он назвал мне совсем другое имя. Я знал, что он голландец, но он сказал, что его зовут Дерлаген.
— Это имя его адвоката.
— Так он — один из тех самых Богартов?
— Паршивая овца в семье, — объяснил Билли.
— А-а, то-то я почувствовал, что у нас с ним есть что-то общее, — усмехнулся Остерман.
— Он ведь не просто так к вам пришел, — вмешалась Финн. — Питер Богарт, как и мы, не был праздным туристом.
— Все верно, милая. — Старик помолчал. — Я только не совсем понимаю, какой у вас интерес в этом деле.
— Питер Богарт и мой родственник тоже, — сказала Финн и в ту же секунду поняла, что впервые добровольно признала и отцовство Богарта, и неверность своей матери. Только теперь почему-то это не казалось ей таким уж важным.
— Поня-ятно, — протянул Остерман, разглядывая ее и Билли.
— А как Питер Богарт нашел вас? — спросил тот.
Остерман снова улыбнулся и втянул еще одну порцию лапши, а потом поставил мисочку на соседний стол и негромко, с удовольствием рыгнул.
— Я учился торговать в Берлине, — не торопясь заговорил он, — совсем еще маленьким мальчиком. Мне было тогда лет шесть или семь — слишком мало даже для Гитлерюгенда. Чтобы выжить в Берлине после сорок пятого года, учиться приходилось очень быстро, и прежде всего я усвоил, как постепенно, меняя одну вещь на другую, можно найти именно то, что тебе надо. А еще я узнал, что, ради того чтобы это найти и не дать другим опередить себя, можно пойти на очень многое. Даже на очень неприятные вещи. А еще — что выгоднее всего торговать информацией. И для этого надо все время держать ухо востро. Потом мне пришлось уехать из Берлина, но даже в этой дыре я всегда пользовался теми же принципами. Вы меня понимаете?
— Не очень, — призналась Финн. — Но вы так и не сказали нам, откуда у вас эта золотая статуэтка.
— А вам известно, что это такое?
— Да, — кивнула Финн, — она из Мали. Четырнадцатый век.
— Эпоха мансы Мусы, правителя Мали и Тимбукту, первым из Черной Африки совершившего хадж в Мекку. Да-да, все эти «Копи царя Соломона» вашего Райдера Хаггарда и тому подобное, но дело-то не в этом.
— Так, может, вы объясните нам, в чем дело? — подал голос Хансон.
— Дело в том, где была найдена эта статуэтка и как она там оказалась.
— И где же она была найдена? — быстро спросила Финн.
— Как вы догадываетесь, моя милая, такая информация стоит денег.
— А сколько вам заплатил за нее Питер Богарт? — поинтересовался Билли.
— Вы — это не он, и у нас намечается совсем другая сделка…
— Вы послали Питера Богарта туда, где он, возможно, встретил свою смерть, — резко перебила его Финн. — Может, Питер и паршивая овца, но он тем не менее Богарт, и полиция наверняка очень заинтересуется последним человеком, который видел его живым. Вам очень хочется, чтобы полицейские начали задавать вам вопросы?
— Такая красивая женщина не должна опускаться до угроз.
— Но я-то не красивая женщина, — вступил Билли. — Вам будет легче, если угрожать стану я?
— Легче не будет, — горестно вздохнул Остерман. — Но все-таки нехорошо так обращаться со старым человеком.
— Так вы расскажете нам про статуэтку?
— Я купил ее у довольно неприятного человека по имени Вэй Ян. Он знал, что я люблю такие вещи,