На свою грядку я и взглянуть боялась. Даже совестно стало, что я ее на все лето забросила. Сорняки, должно быть, на корню задавили несчастные помидоры и циннии. Но нет — кто-то догадался подвязать ростки, и с ветвей на меня глядели круглые зеленые плоды. Ни следа сорняков, листья целехоньки; а циннии весело задирают к солнцу пышные головки.
Кто-то заботился о моей грядке. Это должно было бы меня тронуть, но вместо того обозлило. Кто-то вмешался, присвоил мою грядку себе. И кровать мою тоже, кстати, кто-то присвоил.
В самом мрачном настроении я вернулась в дом и пошвыряла в рюкзак смену одежды, зубную пасту и семена цинний. Составила новый список продуктов, вытащила из шкафа деньги и отправилась в магазин.
32. Отпад
Едва я вышла на шоссе, рядом притормозил блестящий красный кабриолет.
— Эй, Цинни!
Что за голос? Снова Джейк, загорелый, гладко выбритый, белая футболка, голубые джинсы, тщательно уложенные волосы.
Я не могла поднять взгляд. Не смела. Медленно продолжала путь, а Джейк ехал рядом.
— Погоди. Ты куда?
— К миссис Флинт.
— За продуктами? Садись, подвезу. — Он затормозил, выскочил из машины и распахнул передо мной дверцу. — Запрыгивай. Жарче, чем в аду, да и ноги сотрешь.
Я бы вполне сумела позаботиться о своих ногах, но в кабриолет все же села. Пора наконец все выяснить. Только еще один знак со стороны Джейка. Один намек — нравлюсь я ему или нет. Сердце трепетало: конечно же, нравишься, он же тебя поцеловал. Но голова упорно твердила иное: Бог дал, Бог и взял. Вот-вот с небес опустится суровая рука и утянет Джейка прямо из-за руля.
— Отпад, а? — сказал Джейк, любовно поглаживая щиток.
Я ухватилась за дверную ручку и уставилась на дорогу. Усилием воли я заставила голос не дрожать:
— Откуда она у тебя?
— Отпад, — повторил он, будто не слыша вопроса. — Грузовики, значит, тебе не нравятся. А как тебе эта тачка? Полный улет, а?
Последи за собой, Цинни. Постарайся быть хоть чуть-чуть приветливее.
— Полный улет. Так где ты ее достал?
— Ты здорово продвинулась там, в лесу.
— Тебе виднее. Так откуда, говоришь, эта машина? Он затормозил метров за сто до магазина.
— Слушай, не хочу попадаться на глаза миссис Флинт. Не обидишься, если подожду тебя здесь?
С минуту я не двигалась, ожидая поцелуя или признания в любви, но Джейк молчал и нервно оглядывал в зеркало дорогу. Я выбралась наружу и с силой хлопнула дверцей. Вот тебе и вся любовь.
В одном он был прав — тачка действительно была отпадная.
* * *
— Ну и ну, — сказала миссис Флинт, когда я выложила на прилавок гору покупок. — Так это ты пропадаешь на лесных тропах? Тебя, помнится, зовут...
— Цинни.
— Точно. Цинни. — Раздался телефонный звонок. Миссис Флинт закатила глаза: — Вот уж чего не знаю, — пожаловалась она. — Я готова его выставить вон. Снова опаздывает, по вечерам вообще не приходит, еле волочит ноги, словно только из могилы вылез. Я уж жаловалась вчера его матери. Она сама с ним намучалась. Дома не ночует, где был, объяснять отказывается. Может, в дурную компанию... — Миссис Флинт осеклась. — Я тебе перезвоню. Покупатели заждались.
Ах вот как! Джейк и правда все ночи меня охранял. Ну разве стал бы он это делать, если бы всего- навсего втрескался в Мэй?
Из размышлений меня вывел голос шерифа.
— Привет, — улыбнулся он миссис Флинт. — Ну, здравствуй... кто же ты из сестер...
— Цинни.
— Цинни? Так это ты крутишься у тропы? Как же, твой папа мне все рассказал. Смотри, осторожно там.
— Постараюсь.
— Мне плитку шоколада, — обернулся он к миссис Флинт. — И сладкой кукурузы. Розовой.
— Что за вызов? — полюбопытствовала миссис Флинт.
— У Фостеров снова беда.
— Опять корову украли?
— Хуже. Вроде как машину. Я толком, правда, не разобрал, Бетти тут же принялась рыдать. Ну, ты ее знаешь.
Я попятилась к двери, прижимая к груди пакеты, и не очень-то удивилась, не найдя на месте ни кабриолета, ни Джейка. Машинально я взглянула на небо в поисках большой морщинистой руки, которая утягивает добычу в небеса.
33. Старушка
Я еле перебирала ногами. Груз покупок и тревог клонил меня к земле. Собственная тень заставила меня вздрогнуть. И эта скрюченная старушка — в самом деле я? Щелк! Из запретного уголка памяти выскочила новая картинка, и в ней была Роза.
* * *
После того как в гостях у нас побывала мамина двоюродная бабушка, Роза научилась забавно кривляться. Она вся скрючивалась, начинала подволакивать ноги и морщила личико так, что оно становилось похожим на маленькую сухую сливу.
— Роза превратилась в старушку! — смеялась тетя Джесси.
Я начала обезьянничать за Розой. Кто-нибудь просил:
— Роза, Цинни, покажите старушку! — И мы начинали волочить ноги и корчить рожицы.
Тетя Джесси хлопала в ладоши, откидывала голову назад и хохотала так, будто ее щекочут до смерти.
Когда Розу похоронили, я показала тете Джесси «старушку». Я хотела ее развеселить. Она сидела на диване, такая одинокая и печальная. Но тетя не засмеялась. Она проговорила:
— Розе никогда не стать старушкой. Больше я никогда не показывала «старушку».
* * *
Согнувшись под весом пакетов, с трудом передвигая ноги, я неотрывно думала о словах тети Джесси. Розе никогда не быть старушкой. Она навсегда останется четырехлетней девочкой, милой и чистой. Как же я ей завидовала...
34. Даже мартышки...
