Лицо Мариенки залил румянец, и плачущим голосом она произнесла:
— Берите его сами!
Потом она вдруг повернулась и, сопровождаемая удивленным и в то же время полным ужаса взглядом деда, бросилась за ели.
Партизаны все еще хохотали, только Янко стоял озадаченный. Потом он неожиданно повернулся: к нему подходила стройная светловолосая девушка в цветастом платье. Она радостно улыбалась. Все ее лицо — губы, глаза — смеялось. Она протянула Янко руку и веселым голосом сказала:
— Янко! Так ты в самом деле пришел?
— Милка! — воскликнул он, и его голос выдал радость и удивление, охватившие его при виде подруги детства. — Ни за что не узнал бы тебя!
10
Выбежав из здания лесного компосесората, Милка Пучикова чуть не столкнулась со старым Приесолом.
— Куда ты, девушка? — схватил он ее за плечо.
Милка рассмеялась:
— Пустите меня, иду посмотреть на солдат.
— А на кой черт? — удивился Приесол.
Милка пожала плечами, по ее красивому круглому лицу, покрытому загаром, разлился румянец.
— Да просто так! — бросила она через плечо. — Наверное, устроят какие-нибудь танцы.
Приесол нахмурился и покачал головой.
— Слишком уж легко ты ко всему относишься. Мы должны заботиться о партизанах, а ты думаешь о танцульках.
— Но, дядя, — запротестовала Милка, — ведь я могу при этом и уговорить их уйти туда.
Приесол прислонился к стене и громко вздохнул. Он вспомнил, как недавно дал Милке несколько листовок, чтобы она расклеила их вечером на заборах. Утром девушка примчалась к нему и с хохотом рассказала, что намазала клеем ручку калитки священника, чтобы декан приклеился, а о том, где листовки, упомянула лишь мимоходом.
— Очень ты легкомысленна. Надо бы матери быть с тобой построже, — сделал он ей выговор.
Глаза Милки погрустнели, густые брови ее удивленно приподнялись, она пожала плечами и сказала виноватым голосом, что такая уж она есть и другой не станет.
— Послушай, не время сейчас думать о проказах, — сказал Приесол, — ты должна больше помогать нам.
— Какая от меня помощь! — махнула она рукой. — Вот разве только расклеить какую-нибудь листовку…
Старый Приесол долго подбирал слова, потом огляделся, нет ли кого поблизости, и шепотом произнес:
— Послушай, как бы тебе это… Я сам, бывало, чувствовал себя пятым колесом в телеге. Да и товарищи все меня одергивали, дескать, куда ты, старый хрыч. А теперь? Большинство из них ушли в горы, осталось нас всего-то несколько человек, вот я и начал крутиться. Знаешь. Милка, каждый нужен, я теперь даже забыл о своем несчастном ревматизме.
Милка слегка опешила. Так дядя Приесол с ней никогда не разговаривал. Она испытующе оглядела его. Неспроста он говорит все это. Но почему он на нее, сердится? Что она может поделать, если у нее такой характер? Ну а помочь — поможет.
Слова Приесола вывели ее из размышления.
— Ступай-ка в канцелярию, я сейчас тоже приду туда.
Милка бросила на него непонимающий взгляд и, слегка пристыженная, исчезла за воротами. Приесол поспешил вверх по улице, размышляя о Милке. Все сделает с удовольствием, а уж ловка — слов нет. Печатать на машинке сама научилась, берет книги читать, но все делает со смехом. Ничего хорошего в этом нет. Как ребенок, во всем одно только баловство.
Из жандармского участка вышел сотник словацкой армии, слегка волоча левую ногу.
— Жандармский начальник болен, командир гарды отнекивается… Я, что ли, должен за них? Будем надеяться, что хотя бы комиссара найдем, — говорил он на ходу, обращаясь к маленькому коренастому надпоручику, достававшему ему только до плеча.
Приесол приблизился к ним и пошел по пятам, как тень. Перед банком без дела толпились какие-то люди, и среди них Чвикота. Блестя живыми, плутоватыми глазами, он вышел на дорогу.
— Послушай, дядя, — обратился к нему сотник, — как пройти к сельскому управлению?
Чвикота скорчил рожу и развел руками:
— Откуда я знаю, там сидят господа, а я — нищий.
— Идиот! — скрипнул зубами сотник.
Пожилая женщина в поношенном крестьянском платье показала рукой:
— Управление там, только пан комиссар отправились в город, а у нашего пана нотариуса колики.
Приесол не мог удержаться от смеха и подмигнул женщине, которая с обидой в голосе обратилась к нему:
— Я правду говорю, пан Приесол, ведь я служу у них.
Сотник встрепенулся. Он впился глазами в лицо Приесола и, удивленный, прорычал:
— Что? Приесол? Некий Ян Приесол отсюда родом. Не приходитесь ли вы ему отцом?
— Что же, отцом так отцом, да только его отца нет в живых, — ответил Приесол, и лицо его покраснело. — Янко мой внук.
— Надо же! — ухмыльнулся сотник. — Скажите, а где он сейчас?
Приесол провел рукой по подбородку. Что он замышляет?
— Янко не вернулся с фронта, — пробормотал он, но сотник лишь покачал головой:
— Не вернулся, не вернулся, а кто ехал в одном купе со мной? — Нагнувшись к надпоручику, он прошептал ему на ухо: — Я узнал его по фотографии.
Старый Приесол опустил глаза и медленно побрел по пыльной улице. Да, Янко рассказал ему, как выскочил из поезда. Только бы эти не натолкнулись на него в лесу!
Около дома католического священника сидел на лавочке смуглый поручик с двумя солдатами. Впереди Приесола шел комиссар села Ондрейка и благодарным взглядом смотрел на запыленных, вспотевших солдат, рассевшихся у канавы перед домами. Он был какой-то веселый и очень довольный, так что Приесол сразу же подумал: «Это он их вызвал, продажная шкура».
— На страж, на страж! [10] — приветствовал Ондрейка солдат, подкручивая свои усы.
Солдаты бормотали что-то в ответ на его приветствие, а когда он попробовал призвать их хорошенько поколотить партизан, отворачивались от него или смеялись.
— На страж, пан капитан! — Ондрейка нарочно называл капитаном смуглого поручика. Еще в Пепле, где он был перед войной сапожником, он понял, что заказчика следует титуловать повыше. — На партизанов идете? Ну, конец им, ведь у вас есть и пушки.
Поручик лениво встал с лавочки и проворчал:
— Отстаньте!
Увидев, что Ондрейка не перестает ухмыляться, поручик процедил сквозь зубы:
— А поздороваться как порядочный человек вы не умеете, что ли?
Ондрейка огляделся по сторонам. Увидев Приесола, который вдруг нагнулся, делая вид, что завязывает ботинок, он почувствовал стыд.
Десятник [11] с худым продолговатым лицом, сидевший у канавы, заорал на Ондрейку:
— Проваливайте! Мы в ваших советах не нуждаемся! Солдат с изрытым оспой лицом и голубыми
