— Мне бы чайку… — улыбнулась растерянно.
— Ну, Кирилл! — качала головой мать.
— Нравится?
— Бесподобно! — бодро произнесла Ирина, и засмеялась легко.
Катя, отпив глоток крепкого пахучего чая, глубоко выдохнула. Щёки её горели малиновым румянцем, светящиеся глаза весело бегали по комнате.
Кирилл улыбался сдержанно, раскладывая по тарелкам кусочки белого торта. Положив Кате торт, и встретив её опьяненный взгляд, сказал негромко:
— Твоими красками…
Нет! Она не сидела за столом! Казалось, она летала по комнате, и только закрытые окна и дверь мешали ей улететь наружу, куда-то туда, в небо…
— Да, — сказала вдруг Ирина неопределённо, — монах правильно сказал всё…
Катя с Кириллом одновременно повернули к ней головы.
— Мама, ты мне ничего не рассказывала…
— Хорошо…, - сказала Ирина и улыбнулась, — только давайте чаю попьём сначала. Да?
Кирилл с Катей сразу покачали головами в ответ.
После чаепития Катя встала из за стола и подошла к портрету. Кирилл уносил посуду в кухню, Ирина отлучилась к себе в комнату. Рассматривая своё изображение, Катя почему-то вспомнила о флаконе подаренных ей духов. Она только медленно мотала головой. В голове всплыла фраза, неведомо откуда: «Два мира. Выбирай!» У неё даже холодок пробежал вдоль позвоночника.
От портрета, казалось, исходило тепло и Катя интуитивно протянула обе руки, но взять почему-то не решилась, а только провела пальцем по узорчатой раме. И смотрела на ту Катю, которая беззаботно распахнула глаза, и через них, будто открывала ему всю свою душу. В один застывший миг, портрет выплеснул все её чувства.
— Как же он смог … Такое…Показать… красками? — подумалось ей, — и платье то же самое…
Стук дверей прервал Катины размышления. Ирина вышла из комнаты и сходу сказала:
— Ну, выйдем на свежий воздух? А то здесь от духовки что-то жарко стало… Кирилл вышел из кухни и подошёл к Кате, взяв её за руку:
— Идём?
— Угу! — кивнула она.
ПРЕДСКАЗАНИЕ
На улице было свежо. Вечерело. Лёгкий ветерок играл листвой на берёзах. Солнце застряло в лиловых тучах, нависших над самым горизонтом.
— Прогуляемся? — предложила Ирина.
Они пошли вдоль единственной улицы, посередине Катя, Кирилл и Ирина — по краям.
— Года два назад, — начала Ирина, — мы с тобой ездили в монастырь, помнишь? — обратилась она к сыну.
— Да.
— Ты тогда гулял у стен и разговаривал с реставраторами из Ленинграда… А я узнала, что в монастыре живёт монах, к которому многие ездят со всех мест. Одних он исцеляет, других утешает, советует что-то, кому захочет и будущее предсказывает…
Не удержалась я тогда, позвала тебя с собой, но не стала говорить для чего… В монастырь женщин не пускают, посетителей он принимал в домике, что возле церкви приходской. Гуда все и приезжают по своим нуждам. Кто помолиться, кто… Зовут монаха — отец Иннокентий. Таких много в России по монастырям…
Вот. Дождалась я своей очереди. Вошла в домик. Он молча посадил меня на лавку и сел напротив. Смотрит, смотрит на меня и молчит. Я тоже молчу. Потом как разревелась. Сижу — ревю. А он — молчит. А я опять…
Ирина замолчала вдруг. Смахнула слезу платком, шмыгнув носом…
— Потом, поуспокоилась, вроде, а он встал и вышел молча. Вошёл опять, и держит что-то в полотно завёрнутое…. Я поднялась со скамейки, а он протягивает мне это. Я взяла, не спросив ни слова. Он обнял меня за спину и к двери повёл…. Открыл дверь и говорит:
— … Когда оскорблённая душа вернётся с радостью, и ты счастлива будешь. Не томись, матушка. Не долго ждать…
Перекрестил меня и сказал:
— Ступай с Богом…
— А я вышла и только повторяю слова его, что б не забыть… Развернула свёрток потом, а там — икона эта, что ты, Катенька, в комнате у меня видела.
Ирина замолчала не надолго.
— Я только теперь начала понимать. Он говорил о душе Малевской Екатерины, что на усадьбе жила…
У Кати кольнуло сердце…
Некоторое время все шли молча. Каждый погрузился в свои мысли. Почти скрывшееся солнце нарисовало в облаках причудливую светящуюся картину.
— Тётя Ира, — спросила вдруг Катя, — а как они будущее видят, монахи?..
— Не знаю, Катенька, — со вздохом ответила Ирина, одно скажу точно: — Надо чистую душу иметь, и любовь большую к Творцу и к людям. Тогда человеку многое по силам становится.
Пока Кирюша рос, я многое передумала. Здесь легко думается. Спокойно здесь. И про будущее тоже, много думала… Скорее только про будущее…
Не всем монахи предсказывают… Вот ты вернулась, Катя, — ты так решила. Ты и не могла поступить иначе, потому, что ты — такая есть. А у другого, мысли бегают в разные стороны, он сам не знает, чего хочет. И как он поступит, он тоже не знает…. Такому будущее, наверно, трудно предсказать. Вот и живёт человек, как получится. А надо верить! И я верила. И ждала.
… Не должен человек страдать. Человек — образ Божий! А Бог — это свет и любовь! Так в Библии сказано… Выходит, мы сами творим своё будущее…. Ты понимаешь меня?
— Да, понимаю, кажется, — ответила Катя робко и облегчённо вздохнула.
— Вот родители удивятся… — подумала она вслух.
— Ну что, — остановился Кирилл, — обратно?
— Обратно? — переспросила Катя, заглянув ему в лицо:
— Ни за что! — и засмеялась.
Ирина улыбнулась, посмотрев на Катю. «Счастье — оно беззаботно»… — подумала она.
Незаметно подошли к дому. Ирина остановилась, повернувшись лицом к Кате:
— Ну что, пойдёмте кормить щенка!
«А она славная, а я так боялась!» — подумала Катя. Все вошли в дом. Кирилл заглянул к себе в комнату, не зажигая свет.
— Спит, — сказал он не громко.
— Не тревожь его, — так же не громко сказала мама, — после покормишь, хорошо?
— Угу… — разглядывал спящего щенка Кирилл.
Катя подошла к своему портрету и снова залюбовалась им, как заворожённая…. Подойдя сзади, Кирилл осторожно обхватил Катю руками. Она опустила ему голову на плечо:
— Кажется, ты меня слегка приукрасил!
— Что ты…, ты ещё лучше! — сказал он взволнованно.
— Нам пора… — прошептала Катя, поздно уже…
