Уборщики сметали с плаца первые опавшие листья. Они шли с двух сторон, широко размахивая берёзовыми метлами.
— Шах, а хлопец тоже в лесу вырос?— крикнули из курилки.
— Глядите, ребята, у парня полное ведро боровиков!
— Умеет!— сказал Шахназаров, обнимая Юрку за плечо.— Он бы и не столько набрал, если бы побольше посуда.
Юрка, видя, что все обращают на него внимание, чувствовал себя героем.
У одного из распахнутых настежь окон казармы стоял высокий офицер, глядел на солдат в курилке, а может, и на него, Юрку.
— Подтянись, Юра! Сам замполит майор Зотов на нас смотрит,— сказал Шахназаров, расправляя гимнастёрку под ремнём.
— Как подтянуться?
— Грудь вперёд, ногу ставь твёрже, как солдат.— Шахназаров вскинул руку к пилотке, повернул голову налево и так застучал по асфальтированной дорожке сапогами, что Юрка даже растерялся.
Майор Зотов тоже приложил руку к фуражке, потом, улыбнувшись, сказал в глубину казармы:
— Алексей Павлович, по-моему, твой сын уже начал заниматься общественно-полезным трудом. Взгляни-ка!..
Юрка увидел отца и обрадовано крикнул:
— Папа, а я по грибы ходил!
— Через окошко?
— Ага!— Юрка хотел ещё похвастаться тем, что искупался в озере — не успел: рядом кто-то прогудел оглушительным басом:
— Дивизион, строиться! По расчётам, в две шеренги — становись!
Юрка невольно попятился, прячась за Шахназарова — в трёх шагах от него стоял дяденька с двумя звёздочками на погонах и, шевеля большими рыжими усами, строго глядел на него, Юрку, из-под мохнатых, нависших над глазами бровей.
— Шах, кто это?..
— Наш старшина — прапорщик Павлычко. Серьёзный мужчина. Пойдём, Юра. Живей!
Отовсюду доносился топот: солдаты выбегали из казармы и мчались к усатому прапорщику наперегонки. В один миг опустела курилка. На скамье сиротливо осталась лежать гитара.
— Чего они все так бегут?— удивлённо спросил Юрка.
— А как же?— в свою очередь удивился и Шахназаров.— Мы, брат, ракетчики, у нас иначе не положено.
— А почему?
— Не всё сразу.— Шахназаров приоткрыл дверь с надписью на фанерке «Пищеблок», сказал кому- то: — Баградзе, принимай дары леса. Завтрак готов?
Баградзе — краснощёкий черноглазый солдат в белоснежном халате и поварском колпаке — вышел на крыльцо вместе с «дядей Стёпой». Тот подмигнул Юрке как старому знакомому и пожал руку, а повар, присев на корточки, трогал рукою грибы и удовлетворённо цокал языком:
— А-це-це, какой замечательный будет суп! Шахназаров — молчу, а тебе, Юра, от лица службы объявляю благодарность! Давай руку, теперь ты будешь мой генацвале.
А там, на асфальтированной площадке, которая, как сказал Шахназаров, называется плацем, уже начались какие-то занятия, оттуда то и дело доносились команды:
— Ряды — вздвой!
— Делай — раз, делай — два!
— В две шеренги — стройся!
Юрка оглянулся и уже не смог оторвать глаз от того, что увидел. Ровно, нога в ногу, шли солдаты в строю, одновременно взмахивая руками, печатая шаг, и Юрка позавидовал им, потому что они — взрослые люди... Когда же и он вырастет, станет солдатом...
Дункан порывался соскользнуть на землю, а Юрке отпускать его не хотелось — побежит туда, где занимаются солдаты, как потом его догонишь?
И Шахназаров, и «дядя Стёпа», и повар Баградзе вдруг оборвали разговор, как-то посерьёзнели; Шах опять одёрнул гимнастёрку под ремнём, «дядя Стёпа» поправил пилотку, Баградзе живо застегнул пуговицы на белоснежном халате. И все трое, вытянувшись в струнку, глядели теперь туда, где начиналась липовая аллейка. Юрка тоже поглядел в ту сторону, и ему захотелось поскорее убежать: по аллее шёл прямо к ним прапорщик Павлычко, сурово глядя на Юрку из-под густых рыжих бровей.
— Вольно,— сказал он, подойдя и еще суровее вглядываясь в Юрку.— Хотелось бы знать, откуда у нас появилась гражданская личность?
— Это — Юрка, сын командира,— ответил Шахназаров.— Поглядите, товарищ старшина, сколько он к обеду грибов набрал!
— В солдатский котёл, значит? Дельно!— Прапорщик тронул в ведёрке несколько грибов и сказал повару: — Ефрейтор Баградзе, раз парень с первого дня стал проявлять заботу о солдатах, будем считать и его солдатом. Ставьте на котловое довольствие. Младший сержант Чиж!
— Я!— ещё больше вытянулся «дядя Стёпа».
— Приодеть его как положено.
— Есть приодеть, товарищ старшина!
Прапорщик выговаривал слова отрывисто, будто всё время сердился на кого-то. «Дядя Стёпа», повар Баградзе, Шахназаров по-прежнему стояли перед ним навытяжку. С опаской решился Юрка взглянуть ещё раз на этого неприветливого человека и удивился, заметив на лице его улыбку.
— А что это за кукла у тебя, молодой человек?
— Это — Дункан... Какая же кукла?
— Живой? Зачем же ты его на руках таскаешь? Вот что, Юрка — сын командира, собаку эту я в городке чтобы больше не видел. На кухню полезет, в столовую. Непорядок это. Ясно?
— Ага,— робко ответил Юрка.
— Вот и хорошо. Сейчас же её куда-нибудь подальше, за проходную.
— Я домой отнесу!
— Неси домой.
Когда Юрка возвращался, у проходной его поджидал Шахназаров.
— Напугал тебя старшина? Ты его не бойся, он мужик хороший, главное — справедливый. И порядок любит. Пойдём.
— Куда?
— Завтракать.
Юрка впервые попал в солдатскую столовую и едва не ахнул, увидев огромные столы, застланные одинаковыми светло-зелёными клеёнками. По десять человек за каждым — сидели солдаты.
Вкусно пахло мясом и свежим хлебом. Звенели ложки, доносился приглушённый говор и смех.
— Привет славным ракетчикам!— весело сказал Шахназаров, подводя Юрку к чану, поставленному на табуретку у порога. В чане пузырилась неприятно пахнущая беловатая жидкость.— Давай-ка, Юра, сполоснёмся. Суй лапки, вот та-ак!
— Фи!— поморщился Юрка.— Что это?
— Раствор хлорной извести, в котором уничтожаются все болезнетворные микробы. Живей, а то вон санинструктор на нас глядит, за стол не пустит. Такой несговорчивый тип...
— А вытереть чем?
— Не надо. Не положено. Сами руки обсохнут.
— Фи!— опять закрутил носом Юрка, отряхивая мокрые руки.
