Урс и Арно застывают на месте с вылупленными глазами, кельнер тоже застывает, до тех пор пока я, пробегая мимо, случайно не выбиваю у него из рук бумажник, и бесчисленные евро-купюры и центы-монеты летят на еще влажный паркетный пол.
Я хватаю Иоланду за рукав и тащу за собой из ресторана.
И только на улице перед дверью обнаруживаю, что в руках у меня всего лишь ее жакет, а сама Иоланда осталась в «Альтен Ценшойер» и закатывает истерику. Без жакета.
Хлопушка. Монтаж. Новый кадр.
Мы с Урсом лежим в постели. Моя только что высушенная феном голова покоится на его сухой безволосой груди, его правая рука играет левой бретелькой моей роскошной бирюзовой рубашки.
— Ты хотела как лучше, — вздыхает он.
Я целую его розовую плоть.
Этот мужчина — сам бог. Ни один из смертных не способен на такое великодушное прощение!
«Ах, сокровище мое, когда-нибудь придется тебе признаться, что наша помолвка для меня ничего не значит, что она состоялась только под влиянием тактики запугивания моей будущей свекрови».
Урс со знанием дела гладит многочисленные округлости, возвышенности и ложбинки моего тела.
«Но не сегодня!»
БЕРЕМ НА ЗАМЕТКУ: Задача вашего пса состоит только в том, чтобы делать вас счастливой, — и ни в чем другом!
Иоланда и Арно приняли решение покинуть страну до истечения назначенного срока и найти убежище в нейтральной Швейцарии. Не от полиции — от меня.
Как выяснилось позже, в этот вечер Иоланда совершенно не испытывала позывов к прикарманиванию чужой собственности. Хрупкая бабулька в пылу фламбирования получила старческий сдвиг по фазе и слегка перепутала, где сложила свои драгоценности. Оные никогда не входили в контакт с бортиком над раковиной, а лежали в девственной нетронутости на сливном бачке в кабинке, где старушка отливала бурлящий испуг.
Пока Урс объяснял мне все это (я по-прежнему стояла перед входом в «Альтен Ценшойер», зажав к кулаке жакетик от Диора, а он ласково отирал мне полой своей рубашки потеки макияжа), Арно и Иоланда в накинутом без всякой нужды на плечи пиджаке супруга в гордом молчании прошелестели мимо нас к автостоянке. Им не потребовался переводчик, чтобы однозначно понять мои инсинуации.
Кельнеры, пожарные и бабульки толпились за окнами ресторана и таращились на эту картину с градацией реакций от «быть шокированным» до «скалить зубы».
Ну вот, еще одним заведением, куда мне вход навсегда воспрещен, стало больше.
17
КОННИ
Per aspera ad astra [106].
«По трудным дорогам к звездам», — говорил Сенека.
На следующее утро мой милосердный бог отправился в штутгартский бутик кожаных изделий, чтобы заснять последний писк моды: сумочки в стиле Помпадур — необходимый аксессуар современных законодательниц мод. С бахромой — для отдыха, из скромной крокодиловой кожи — к деловому костюму, усыпанные бриллиантами — к вечернему туалету. Кто, простите меня, будет выходить с сумочкой, в которую как максимум влезут два презерватива и одна кредитная карточка?
Пока я сидела за кухонным столом и размешивала традиционные мюсли с бананами и апельсинами в теплом молоке, мне снова ударило в голову, что вчера пришло еще одно письмо с шифром из «С-Трип». Куда же я его задевала?
Обычно я сваливаю почту на полку для шляп в стенном шкафу, или между телевизором и видаком, или на крышку унитаза в совмещенном санузле. Но сейчас эти потайные места взирали на меня, как сиротки.
Черт побери! Где же эта проклятая мазня?
Может, Урс нашел и вскрыл?
Может, он уже все знает? И пора впадать в панику?
Фу-ты — слава вам силы небесные! — письмо лежало нетронутым на кухне. Точнее сказать, я обнаружила его спустя пятнадцать минут в щели между раковиной и стиральной машиной. И то только потому, что, обшаривая все, нечаянно столкнула туда салфетку с кожурой апельсина.
«Привет!
Меня зовут Конни, и месяц назад я давала в «С- Трип» такое же объявление, как ты.
Тогда мне ответил один парень, который на первый взгляд казался в порядке.
Во всяком случае, вскоре он украл из моей квартиры личные вещи и документы, а потом пытался меня шантажировать.
Если с тобой произошло то же самое, позвони мне.
Я разыскиваю жертв этого подонка, чтобы принять соответствующие меры».
А вдруг это не полная чушь?
Я схватилась за мобильник и набрала указанный номер.
— Рихлинд, — недовольно ответил мрачный бас.
— Гопля, я, наверное, не туда попала? Мне бы Конни.
— Я слушаю.
Я сделала стойку. Этот мужик и есть Конни? Или наш шантажист не делает полового различия?
Я коротко представилась и, заикаясь, продолжила:
— Так значит… э… я получила от тебя письмо. По поводу моего объявления…
— Я сейчас не могу говорить, — рявкнул бас таким тоном, каким обычно отшивают людей, пытающихся навязать подписку на какое-нибудь издание.
— Мне нужно только имя! — настаивала я.
— Не по телефону! — прогрохотал(а) Конни. — Встретимся вечером. В десять у фонтана «Ганс им глюк» [107].
— А как я тебя узнаю?
Но на том конце уже положили трубку.
Я набрала рабочий номер Алекс и представилась ее стенотипистке как «икзекьютив эсистент»[108].
— Отгадай, что со мной только что произошло? — крикнула я в трубку.
— Не сейчас, у меня через пять минут заседание по персоналу, — фыркнула Алекс и положила трубку.
Я швырнула мобильник в миску из-под мюсли.
Великолепно! Мотайся, вынюхивай — плевать на то, что ставишь на кон собственные отношения, — жертвуй собой ради благородной цели, разгребай мусор, почернев еще больше, чем копатели гробницы Тутанхамона. И что получаешь за это? Благодарность? Содействие? Может, хотя бы интерес? Ничего подобного!
Я рвала и метала.
Ну, достали! Все, хватит! Сами ищите своего маньяка! У меня и своих дел по горло!
И тут снова зазвонил мобильный.
Я помедлила. Кто-то решил загладить свою вину? Нет, это не могла быть Конни — у нее нет моего номера. Раскаивающаяся Алекс, которую мучила совесть?
— Алло, ты наговорила мне на голосовую почту. По твоему объявлению. К сожалению, я только сейчас смог позвонить. Но мне обязательно надо с тобой поговорить.
Голос достал меня до печенок.
— Ты высокий блондин, голубоглазый, обаятельный, представительный, образованный, духовно развитый и жаждущий новых познаний? — процитировала я.
