помнишь сказку, которую я тебе рассказал? Ты помнишь?
Девочка поднялась в полный рост и торжественно кивнула.
— Я помню.
— Нарисуй Исиду. Умоляю, нарисуй Исиду!
— Я нарисую.
Тамара гордо проследовала к выходу и дернула за руку Анну, мол, идем отсюда.
Оказавшись в приемной, девочка бухнулась на ковер и рассмеялась.
— Как там было весело! Ой, Анна! Как там весело! Там все вверх тормашками!
— Томочка, ради бога, тише! Прошу тебя.
Глухо хлопнула дверь. Глеб прислонился к стене, всеми силами сдерживая хохот. Орион закрыл рукой лицо. Анна смотрела на мужчин, на пищащую от смеха девочку, и чувствовала себя последней дурой.
— Да что с вами такое? — взмолилась она. — Глеб, откуда ты?
— Из бездны Анубиса, вероятно, — парень вытер рукавом влажные от смеха глаза. — Грешно смеяться над больными, но в такое дерь… простите… я еще не попадал. Анна, ты не говорила, что у Филиппа не в порядке с головой.
— Это у вас обоих не в порядке с головами! — воскликнула девушка. — Зачем ты ему наплел про индивидов? А ты что молчал, Орион? Да прекратите хохотать!
— Анна, извини, — выговорил Орион. — Кажется, мы бодро прошли по лезвию ножа.
Анна догадалась, что странное веселье друзей всего лишь маленькая разрядка по завершении щекотливой ситуации, к которой она тоже невольно приложила руку, вернее — язык.
— Тома, — Глеб поднял девочку с пола. — Как это ты научилась хитрить?
Тамара переминулась с ноги на ногу.
— Филипп думал очень плохо, и я испугалась. Я решила, что если Филипп думает так неправильно, а я тоже буду говорить неправильно, то тогда всё получится правильно.
Лица Глеба и Ориона изумленно вытянулись. Девочка сознательно использовала самый сложный для понимания силлогизм.
Уставившись в пол, она тихо продолжала:
— Я не буду рисовать ему Исиду.
— Тома, ты же сказала… — опешила Анна.
— Я не умею рисовать. Я вижу портрет, но нарисовать не получается… пока, — она подняла глаза. — Ты опять думаешь про маму, да? Пойми, я и она — совсем разные. Она мне не мама. А тебе — мама. Будь, как она, и ты нарисуешь! Скоро там, — она показала рукой на кабинет, — встанут те, кого нарисовал компутер. Им будет плохо. И земле будет плохо.
— Тома, мы можем им помочь? — задержав дыхание, спросил Орион.
— Земля поможет, если захочет. Я землю очень просила.
— Когда они встанут? — Глеб смотрел на закрытую дверь.
— Скоро. Мы услышим, Глеб. Мы их встретим! Их обязательно нужно встречать.
— Стас этого не знал, а меня встретил, — тихо сказал Орион.
Анна спохватилась.
— А где Стас? Меня беспокоит его отсутствие.
Орион ощутил острое прикосновение тревоги.
— Я схожу к нему, — медленно сказал он. — Подождите здесь.
Кодовый замок с удовлетворенным писком выплюнул магнитный ключ. Дверь приоткрылась.
— Стас, — неуверенно позвал Орион в темноту. — Стас, ты здесь?
Ответа не было.
Он включил свет.
На кровати под одеялом покоился человек. Белобрысый ежик на голове принадлежал, безусловно, первому помощнику доктора Жулавского. Но лицо! Орион в первый момент едва не отпрянул. Опухшее посиневшее лицо с оплывшими щеками и черными впадинами вокруг закрытых глаз походило на жуткую маску мифического чудовища.
— Стас, что с тобой? Стас! — молодой человек в ужасе наклонился над постелью.
Губы шевельнулись, из горла вырвалось шипение.
Орион опустился на колени и взял отекшую кисть. Пульс едва прощупывался.
— Стас! Что это? Стас, прошу тебя!.. — он сжал его руку, будто это могло удержать неумолимо утекающую из тела жизнь.
Веки задрожали. Сквозь ресницы просочился мутный взгляд. Уголки губ чуть-чуть растянулись, рот приоткрылся, хрип превратился в подобие голоса, и Орион разобрал: «Прости… я не успел…»
— Стас, нет! Подожди, я вызову врачей!
Голова едва заметно качнулась.
— Поздно, мой друг, — Стас вложил в слова последние силы. — Ты свободный человек. Живи… и люби…
Между веками застыла белесая ледяная полоска.
— Стас! Так нельзя, Стас! Стас, останься… — выкрикнул Орион.
Тишина. Струя тепла скользнула по щеке и исчезла во тьме.
Непоправимое обрушилось, согнуло, скомкало мысли и дыхание. Из груди просочился глухой протяжный стон. Орион зажмурился. Горячая капля упала на простыню и расплылась крошечным влажным пятном.
Ярко горел искусственный свет. Настольные часы с циферблатом тонко просигналили начало нового часа, и минутная стрелка поползла на новый круг.
— Он ушел, Орион, — послышался за спиной голос Глеба. — Его тепло ушло в землю.
— Почему?… Почему он? Он был лучше всех, он был…
Речь смешалась с беззвучным рыданием.
Глеб опустил ладонь на холодное лицо умершего и медленно закрыл остекленевшие глаза.
— Орион. Пойдем. Ты сделал все, что мог.
— Я ничего не сделал, — прошептал тот, не двинувшись.
— Ты его проводил. Человек не должен рождаться в одиночестве, и не должен в одиночестве умирать. Идем отсюда, сообщим медикам. Идем, Орион.
Глеб потормошил его за плечо. Молодой человек тяжело поднялся и, автоматически переставляя ноги, вышел в пустой коридор.
— Почему? — прошептал он, когда в панели щелкнул магнитный ключ. — Это земля предупредила нас, что не желает сносить на себе индивидов?
— Не городи чушь, — жестко осадил Глеб и вернул на лацкан друга его бадж. — Земля — не убийца. Но злые руки способны сделать из ее сокровищ страшные яды.
Орион вздрогнул, как очнулся.
— Ты предполагаешь умышленное отравление?
— Посмотрим, — суровая складка шрамом рассекла высокий лоб.
Глава 22. Враг
Медики увезли тело. Несколько сотрудников, попавшихся навстречу, пошептались и разошлись. Глеб, облачившись в непривычный белый халат и нацепив маску, вместе с двумя врачами проследовал в помещение, где намеревались проводить вскрытие. Орион мужественно отправился к Филиппу с тяжелой вестью, а Анна и Тамара рука об руку побрели в оранжерею.
— Страшная женщина думала плохо про Филиппа, — всхлипнув, сказала Тамара, когда обе присели на пластиковой скамье. — Я думала, она сделает плохо Филиппу, а умер Стас! Почему? Стас был… хитрый, но не плохой. Он думал красиво.
