Неподалеку стояла повозка, запряженная красивой молодой лошадью. Она была покрыта белой попоной и вся украшена цветами. Только теперь Сириск заметил: десять ойропат были необыкновенно красивы, и вооружение их было явно парадным и сияло, хотя солнце еще не взошло, и заря только разгоралась за дальними синими горами. Но больше всего удивило его то, что все вокруг — и рабыни, и ойропаты — улыбались, дружественно, и даже вежливо, жестами показывая куда идти. Они спустились по ступеням храма, прошли по площади, вымощенной большими, ровными каменными плитами. Плиты были плотно подогнаны друг к другу.
— Хороша работа, — шепнул сзади Тимон. Сириск кивнул головой. Он знал толк в такой работе. Впрочем, это знал каждый херсонесит.
Вскоре мощеная дорога перешла в широкую тропу. Повозка, груженная чем-то белым в корзинах, остановилась, и они прошли мимо. Затем спустились вниз, туда, где журчал ручей и деревья со всех сторон закрывали небо. Когда Сириск проходил мимо повозки, он увидел: одна корзина была полна алыми, только что срезанными розами, и аромат их напомнил Хелену.
Их подвели к ручью. Чистая, ключевая вода текла среди зарослей мяты и по желобу сливалась в большую, выдолбленную в камне емкость. Скорее всего это был небольшой бассейн. Прежде чем они что- либо поняли, рабыни сняли с них изорванные, испачканные в крови и грязи одежды и, ласково взяв за руку, завели в воду. Сириска вела та самая, вчерашняя рабыня, совсем еще юная. Но теперь она уже улыбалась и, нежно подталкивая, стала мыть его холодной, обжигающей водой. То же делали и остальные рабыни. Они улыбались и терли их губкой. Вскоре фырканье и смех заполнили рощу вокруг ручья. Рабыни, на удивление старательные, выполняли свое дело так медлительно, что ойропаты вынуждены были подгонять их легкими шлепками обнаженных мечей.
Все вышли на поляну. Солнце искрилось в росе. Девушки, зачерпывая из маленьких амфор розовый элей, стали неспешно умащать мужчин ароматными снадобьями. Они нежно втирали масло и, если попадался рубец от бича, заботливо обходили его. Сириск почувствовал, что силы вновь наполнили его избитое тело. Захотелось жить. Товарищи улыбались, особенно те, кто предпочел лежать на траве, любуясь ловкими руками улыбчивых и красивых молодых рабынь.
Неожиданно низко и в то же время звонко ударил колокол. Ойропаты, с завистью и улыбками наблюдавшие за ритуалом умащения, вздрогнули с явным неудовольствием.
— Пора одевать их, — сказала старшая. Рабыни, сбегав к повозкам, поднесли корзины. Белые легкие короткие хитоны набросили они на могучие плечи пленников, и вскоре, подпоясанные алыми свитыми поясками, они, точно юные боги, встали в ряд. Рабыни украсили их головы венками из роз и плюща. И ойропаты, уже сгорая от нетерпения, повели их по тропе к повозке на двух колесах.
Повозка была с высокими, тонкой работы, хорошо отшлифованными перилами. Их разместили в повозке и повезли к агоре, туда, где невдалеке от храма видны были девушки в белых одеждах. Когда повозка подъехала ближе, Сириск увидел: это была праздничная процессия. Она состояла из девушек, украшенных розами. Огромный черный бык с белыми пятнами, тоже весь в цветах, нетерпеливо мотал головой и время от времени мычал. Все с одобрением смотрели в небо, и жрица, одетая скромнее всех, протянула к небу руки и прокричала:
— Он слышит! Да помогут нам боги! Да примет благосклонно Арей наши жертвы!
Повозка остановилась между процессией девушек в венках и жертвенным животным.
— Окропите их водами священного источника Доро! — воскликнула жрица.
Несколько девушек прошли мимо быка и повозки, брызгая на них холодной водой из золотого, ярко сияющего сосуда.
Жрица встала во главе процессии. В храме ударили в колокол.
— Да помогут нам боги! Арей-прародитель! Зевс-громовержец! И ты, Афродита! И ты, всеблагая Диана! И ты, Ипполита!
Жрица пошла по мощеной дороге к храму, и бык, подгоняемый с двух сторон девушками, слегка упираясь, двинулся вслед за ней. Тронулась и повозка.
Две девушки вели лошадь под уздцы, и Сириск с ужасом понял, что это солнце, яркое и ласковое, он видит в последний раз. Ноги одеревенели и он, не в силах сдвинуться с места, сжал руками перила повозки так, что побелели пальцы. Он посмотрел на собратьев — они, еще возбужденные веселым утром, улыбались, и луч надежды жил в каждом молодом сердце.
— Может быть нам повезет, Сириск? — шепнул Тимон. И Сириск кивнул и подумал в этот момент: как хорошо, что Крит остался на корабле. Это утешит отца и мать.
Чем ближе процессия подходила к храму Арея, тем больше стекалось со всех сторон ареянок. Ойропаты в воинском блеске, девушки в белых хитонах. Издали за праздником следили женщины и старухи в лохмотьях.
Почти все были украшены розами. Наконец, жрица подошла к алтарю храма. Девушки подвели быка. Тучный и огромный, увитый цветами, он не чуял беды и перестал мычать, словно понял торжественность момента. Жрица взяла ритуальный нож. Длинный и острый как меч он блеснул на солнце. Толпа замерла, завороженная тем, что сейчас будет.
— Зевс-громовержец! — воскликнула жрица. — Арей, наш прародитель! И вы, Олимпийские боги! Примите эту жертву от нас, непримиримых ойропат! И пусть праздник и свадьбы будут веселы! И пусть достойные подарят нам девочек!
Она почти незаметно подвела нож под горло быка и рванула на себя. У быка мгновенно подкосились ноги, и он рухнул безмолвно на плиты храма. И от падения чуть вздрогнула земля. Кровь хлынула на алтарь и черной струёй пошла по желобам. И жрица, и служительницы, что держали быка, жадно устремили взор на текущую кровь. Желобок, чуть ниже делился надвое. Один шел в сторону статуи Арея, другой — в сторону темного колодца, закрытого медной решеткой. Кровь, скопившись в месте раздела и чуть набухнув, пошла в сторону колодца.
— Ох-х-х! — пронеслось в толпе. — Не принял… Не принял! Арей не принял жертву! — Жрица упала на колени и простерла руки к небу. Она что-то испуганно шептала, и все с ужасом устремили взгляды на статую Арея. Сотни губ шептали одно и то же.
Из храма вышли служительницы. Шестеро, попарно, они несли сияющие золотые кратеры.
— Все готово, Верховная! — сказала тихо одна.
— Элей должен быть самый лучший! — произнесла жрица.
— Самый ароматный! Мы должны умилостивить Арея, нашего прародителя. — Эти слова произнесла царица Агнесса. Она вышла со свитой из храма, где проводила утренний молебен. Остановилась напротив Мелеты и устремила на нее властный, но в то же время выжидающий взгляд.
— Арей разгневан. — Верховная произнесла это твердо, глядя в глаза царицы. — Он разгневан жестокостью. Пленных, приготовленных к агапевессе, нельзя бить плетьми! Арей не принял жертву!
Многие из тех, что были поблизости, услышали слова Верховной, и ропот пошел по рядам амазонок.
— Что ж! Умилостивим Арея нашей силой и ловкостью! — Агнесса сказала это, не отрывая взгляда от Верховной. И в этом взгляде Сириск увидел столько ненависти и нетерпения, что понял: это непримиримые враги.
— Смойте жертвенную кровь! — произнесла торжественно Верховная жрица, и девушки пара за парой вылили из сосудов подогретое, слегка дымящееся масло. Они лили его на плиты, туда, где пролилась жертвенная кровь.
Другие служительницы быстро разделали быка и положили лучшие куски на жертвенный костер. Верховная дала знак, и к смолистым сухим дровам поднесли факел. Огонь быстро охватил сухие поленья, и все с нетерпением и радостью простерли руки к небу. Дым столбом устремился ввысь — Арей принял жертву. Это сулило хороший праздник и удачу в войне.
Из храма, веселые и улыбчивые, выбежали служительницы, неся большие сосуды с подогретым рубиновым вином. Оно было так пахуче, что Сириск услышал знакомый с детства аромат даже на повозке, хотя до виночерпиев было не менее двадцати локтей.
Из притвора храма Арея грянул хор, и веселый смех заполнил площадь. Столпившись, амазонки подставляли свои кубки под вино, и тут же выпивали его.
Грянули кимвалы. Запели трубы. Вся площадь пришла в движение. Центр праздника перемещался к
