А Гелика в это время неслась по бескрайним предгорьям Дороса, перескакивая с одного коня на другого, почти не отдыхая. Точно крылья несли ее к маленькому Лагорину, к ее сыну. Она была счастлива — невероятный путь ее увенчался успехом, она спасла, помогла Сириску, а теперь весь мир соединился для нее в этом маленьком, беззащитном, улыбчивом мальчике. Она уже мысленно целовала и прижимала его к сердцу, кормила его грудью. Эти чувства настолько сильно захватили ее, что она не заметила, как добралась до пифии.
Преодолев скальную гряду (пришлось спешиться, чтобы коням было легче), она с вершины увидела внизу обитель Коро. Издалека казалось, что все там было по-прежнему. И Гелика поскакала вниз по тропе, уклоняясь от веток деревьев. Она вылетела на последний холм. И вдруг конь захрапел и шарахнулся в сторону. На дереве, у тропы висела Отия. Видно было, что она висит здесь не первый день. Гелика, потрясенная, поехала дальше. За поворотом тропы среди зеленой листвы висела Гилара. Она была привязана за ноги. Гелика подъехала, спешилась, перерезала веревку. С трудом удержала тело. Ноги посинели и были холодными и распухшими. Она разрезала стягивавшие их веревки. И поняла — она еще жива. На лице Гилары веки слегка задрожали, а щеки и лоб слегка порозовели.
— Тебе надо спасаться, Гелика, — услышала она сзади голос Коро.
— Где Лагорин? Агнесса? — Гелика с надеждой устремила взор на волшебницу.
— Агнесса. Но не убивайся. Мальчик жив.
— Она убьет его! — Гелика вскочила пантерой на коня.
— Стой и выслушай. — Коро была невозмутима, как скала. — Твой мальчик будет жить. И многое случится. Но скоро не увидишь ты его. Сейчас же жизнь свою спасай. Агнесса поклялась при всех, что в этот раз тебя не пощадят. Беги. Вниз по ущелью, там, в дне пути отсюда, есть пещера. Там и живи. Беги!
— Как же Гилара? — Гелика с мольбой произнесла это, глядя в глаза Коро.
— Гилару я спасу, беги! — Коро буквально толкнула ее к коню.
Вдали на тропе, идущей от Дороса, показалось несколько всадниц. Гелика круто развернула жеребца и понеслась вниз по ущелью, стараясь держаться в тени деревьев так, чтобы никто не заметил ее со скалы. Вскоре она растворилась среди бескрайних лесов и скал, и тысячи ойропат не смогли бы найти ее. К вечеру она была уже в пещере. Всю ночь она пролежала на прошлогодней листве у входа, и слезы все катились и катились из ее глаз. И казалось, не будет им конца.
Коро со служительницами (их было двое) быстро перенесли Гилару на дно маленького оврага и засыпали листьями. Они еще шуршали листьями, а конский топот уже был рядом.
— Где она? — грозно, без приветствия, выкрикнула Агриппа.
Коро многозначительно посмотрела на обрезанную веревку и, ни слова не говоря, ушла в обитель. Агриппа, в сердцах хлестнула коня плеткой. И во главе десяти бессмертных понеслась вниз по распадку, туда, куда вели следы двух лошадей.
Но Коро спокойно проводила их взглядом. Она знала: внизу, в русле высохшей реки, покрытой камнями, невозможно заметить следы.
МЕЛЕТА
Тихо в храме Арея. Только голуби воркуют под кровлей. Да служительницы, шурша одеждами, готовятся к освящению царевича.
Мелета сидит в своих покоях за столом. Агнесса напротив.
— Как ойропаты восприняли оракул? — Мелета обратилась к Агнессе. И вопрос этот был не праздный.
— Когда они узнали, что царь, а не царица будет нами править, они чуть не подняли меня на копья. Но потом… когда неожиданно приехали послы Амаги — Мирина и Киркера, — все изменилось.
— Так ты со мной согласна, сестра моя, Агнесса? — В глазах Мелеты вдруг вновь вспыхнул тот же огонь, когда они, еще в Горгипе, поклялись на мече.
— Я много думала, Мелета… — Агнесса сильно осунулась за эти дни. — И должна признаться — у нас нет другого выхода. Когда Мирина сообщила о плане Амаги, стало ясно — надо его принимать. Одни мы скифов не уничтожим. Теперь, когда Агар сидит в Неаполе, как побитая собака, надо его добить!
— Но не будет уже больше нашей тайны… — Мелета внимательно следила за глазами Агнессы. Ей доставляло наслаждение видеть, как ее план проникал в мысли Агнессы.
— Да! Но уничтожив скифов, мы так приблизимся к дели! А если у нас будет царь, то, по примеру Амаги, мы сможем создать здесь, на Таврике, свое ойропатское царство! И трутни будут ползать у наших ног! Как права Амага!
— Но Херсонес, Пантикапей! У греков здесь столько городов! Нам их не покорить… Смотри, как они разделались со скифами! — Мелета говорила это, а сама ликовала — как хорошо развивался ее план, задуманный еще осенью.
— Да, нам одним — не покорить. Нас очень мало. Но если… каждый грек, подобно воинам Амаги, сочтет за счастье быть мужем амазонки — тогда все изменится. Ты знаешь, когда я взяла на руки этого мальчика и заглянула в его глаза, то увидела — они такие же, как мои. И ручки, и ротик такой улыбчивый…
— А что Агриппа? — Мелета встала, выглянула в окно: кони мирно стояли в тени. Бессмертные грелись на весеннем солнышке, о чем-то тихо говорили. Агриппа была в центре.
— Не знаю. — Агнесса тоже подошла к окну. — Молчит все эти дни. Когда мы ехали с младенцем от Коро, она несколько раз смотрела на него и на меня.
А рядом была пропасть… Ей так хотелось бросить его с обрыва вниз.
— С Агриппой будет много бед, — сказала Мелета.
— Ладно. Завтра в набег, а там будет видно. Сохрани мальчика. — Агнесса уже почти вышла. У двери ее остановили слова Мелеты.
— Что с Геликой?
— Ее не нашли. Я поклялась, что не пощажу ее, а теперь…
— Боюсь, ты поторопилась. И с Отией и с Гиларой… Таких воительниц немного.
— Гилара, видимо, жива. — Агнесса, уже ничего не слушая, резко вышла.
Через минуту смолк конский топот. Мелета долго еще сидела и смотрела на спящего мальчика. Он сопел, чмокал во сне губками и ничего не знал еще о Танате, боге смерти, который уже не первый раз появлялся и парил, совершая свои черные круги над его колыбелью, и, невидимый, все же улетал прочь.
— Нет, — тихо сказала Мелета. — Ты будешь жить, наш царь…
ПОБЕДА
И вновь гудит театр. Сегодня город чествует Евфрона — героя победы. Все, что прервано было в Дионисиях, вырвалось на свободу. Агар ушел! Агар разбит! Эта радость у всех на устах. С почетом уже похоронены герои. Отзвучали плачи матерей, скорбные речи отцов.
Сириск сидел на том же почетном кресле, в первых рядах театра, а перед глазами все одно и то же: Крит, его любимый Крит… Пифострат… Аполл… и десятки других… И скифы — распухшие от морской воды, медленно плыли вслед за триерой, связанные веревками. Чтобы там, в море, быть отпущенными на волю волн… И быть немыми вестниками краха царя Агара… И глаза Диафа… Глаза Диафа…
Но вот победный марш отвлек его от этих мыслей. Все тот же. Четкий. Громкий. Всепобеждающий. Это идет победоносная фаланга. Весь театр встал на ноги.
— Да здравствует Евфрон! Слава! Слава! — Рев трибун слился с чеканным шагом фаланги. Лохи выстроились на поле театра. Появился Евфрон. Он поднял меч. И вся толпа, в знак приветствия, с ревом и
