уличную женщину и вот уже несколько часов обвиняете во всех смертных грехах, – Габриэлла перевела дух. – Может быть, это звучит смешно и даже глупо, но это правда. Та самая правда, которой вы так добивались. А теперь, прошу вас, отвезите меня, пожалуйста, домой.
Он поймал ее взгляд и опять поразился глубине ее голубых глаз. Было что-то интригующее в таком странном сочетании хрупкости и самообладания. Одну минуту она казалась напуганной девчонкой, а уже в следующую была самоуверенной девушкой с претензией на благородство. Но не менее поразительным было сочетание свежести и чувственности, которые она излучала. Легкие шаги, покачивания бедер, движения плеч несли в себе обещание изумительного наслаждения, и в то же время эти соблазны явно не были умышленными. Все в ней было так просто, естественно и… реально, как запах шоколадных пирожных, который нельзя подделать. Повинуясь секундному порыву, Питер снова поднес руку Габриэллы к своему лицу и вдохнул. Запах стал слабее, но он все-таки был. Пирожные.
– Ты чудесно пахнешь, – промурлыкал он, и его рука, скользнув по запястью, двинулась вверх, к плечу. – Ты вся словно в облаке роз, м-мм, и этот слабый запах лимона в волосах…
Габриэлла с удивлением и плохо скрываемым ужасом наблюдала за его романтическими авансами. Пожалуй, это было худшее из всего того, что ей пришлось пережить за сегодняшнюю ночь. Питер Сент- Джеймс, кажется, твердо намерен выступить в роли соблазнителя, но ведь это погубит все ее планы! О каком замужестве тогда может идти речь? Габриэлла замерла, и тут ей в голову пришла гениальная мысль. Разговор! Может быть, ей удастся вовлечь его в разговор и тем самым хоть на время обезопасить себя.
– Граф Сэнд… как? – спросила она, откинувшись на спинку кресла и таким образом увеличив расстояние между ними на несколько дюймов. – Назовите мне еще раз ваше имя, милорд.
– Сэндборн, – ответил он и потянулся рукой к ее щеке. – Удачливая девочка.
Подцепить премьер-министра и графа за одну ночь удается не каждой, – пробормотал он.
– Значит, вы настоящий граф? – продолжала заговаривать ему зубы Габриэлла. – Я имею в виду мантию и лист в палате лордов, – услышав в ответ что-то невразумительное, она живо воскликнула: – Ну, тогда вы наверняка очень занятой человек. Ведь у вас есть дома и собственное имение, а может быть, и охотничьи угодья. Я права?
– Права, – сказал он, приподнимая голову. Этот интерес к титулу и богатству вызвал улыбку торжества на его губах. – У меня все есть, милая. Вся положенная графу роскошь. И дома, и экипажи… имение, банковские счета, фамильные драгоценности…
– Как мило! – воскликнула Габриэлла. – Полагаю вы много путешествуете? Зиму проводите на юге Франции, ну и тому подобное.
– Да, но не часто, – пробубнил он, расстегнул манжет ее платья и приподнял рукав вверх. – Не люблю пропускать парламентских сессий.
– А может быть, дело в том, что вам просто не хочется надолго разлучаться с женой и детьми? – лукаво спросила она.
– У меня нет жены и, соответственно, нет детей, – ответил Питер, покрывая поцелуями обнаженную руку девушки.
– Очень жаль, – совершенно искренне сказала она. Габриэлла надеялась, что упоминание о жене и детях может отвлечь графа от его похотливых планов. – Ну ничего, у вас еще есть время на то, чтобы обзавестись семьей. Вам ведь, наверное, не больше… э-э тридцати пяти?
– Тридцать. Боже, какая у тебя нежная кожа, – мурлыкал Питер, совершенно не обращая внимания на болтовню девушки. Он был уверен, что она прочно сидит у него на крючке.
Одной рукой граф обнял Габриэллу за талию, лишая ее возможности отстраниться, а другой принялся нежно поглаживать ее волосы и шею.
– На ощупь, словно лепестки роз в росе, а кожа такая прохладная и шелковистая… – приговаривал он, продолжая ласкать девушку.
– Пожалуйста, ваша светлость… нет! – взмолилась Габриэлла, всерьез запаниковав оттого, что ее попытки заговорить графу зубы потерпели полный крах.
Габриэлла никак не могла вырваться из объятия Питера и совсем уже было потеряла надежду, как вдруг в голове у нее что-то щелкнуло, и она услышала голос матери. Услышала так явно, как будто Розалинда находилась в этой же комнате. Жгучая страсть… романтическая любовь… Настоящий любовник воспринимает женщину всеми органами чувств… зрением, слухом, обонянием и осязанием… У девушки мелькнула шальная мысль, что граф, видимо, учился в той же амурной школе, что и ее мать. Он нюхал, разглядывал, гладил кожу и шептал на ухо нежные словечки… и в любую секунду готов попробовать ее на вкус.
По стандартам Розалинды граф – просто образцовый любовник – красивый, властный, богатый. Стареющая куртизанка была бы очень рада увидеть свою дочь в подобной компании. Питер страстно целовал шею Габриэллы, подбираясь все ближе и ближе к губам, девушка съежилась. Неужели это именно то, чему стоит посвятить всю свою жизнь? Неужели всегда ее будут разглядывать, обнюхивать, лапать и покусывать мужчины с неистовыми страстями и громкими титулами? Страсть и титул! Как раз то, чего хочет для нее Розалинда. Мысли Габриэллы лихорадочно заметались. Может быть, это ее шанс? Может быть, это единственная возможность вырваться из-под опеки матери и заполучить право самой распоряжаться собственной судьбой?
Граф тем временем присел на краешек кресла и уже секунду спустя Габриэлла оказалась у него на коленях. Тело ее было напряжено, а мысли упрямо цеплялись за то, что это ее шанс. – Красивый, богатый… холостой, – прошептала она, уперлась руками в грудь Питера и слегка отодвинулась. – Скажите, ваша светлость… вы играете в поло?
Если бы кто-нибудь поинтересовался, зачем она задала этот вопрос, Габриэлла затруднилась бы ответить. Однако графа ее столь неподходящее к данной ситуации любопытство нисколько не удивило.
– Да, играю. У меня даже есть своя конюшня, – спокойно проговорил он и вновь с вожделением впился губами в ее шею.
– А вы часто посещаете театр? Как насчет Шекспира? Уверена, вы знаете целую уйму сонетов.
– Один или два, – пробормотал он, не отрываясь от своего весьма и весьма приятного занятия.
– Вы любите музыку, ваша светлость? – продолжала Габриэлла свой допрос. – У вас такой приятный,
