– Все хорошо, мама, правда. Мне никогда в жизни не было так хорошо, как сейчас, – ответила Габриэлла с улыбкой, которая, как она надеялась, сойдет за романтическое блаженство.
– В таком случае потрудитесь объяснить, юная леди что это вам взбрело в голову бежать из дома на ночь глядя? – строго спросила Розалинда, но, почувствовав, что на нее смотрит несколько пар глаз, повернулась к констеблю и проворковала: – Благодарю вас, сержант, за то, что так быстро пришли мне на помощь. Можете отозвать своих людей. Моя дочь дома, цела, невредима, и ей ничто не угрожает.
Сержант пробормотал что-то насчет удовольствия помочь такой милой даме и, подозрительно посмотрев на Габриэллу, удалился.
Как только дверь за ним закрылась, Розалинда вновь повернулась к Габриэлле и со все возрастающим негодованием начала:
– Ты хоть представляешь себе, сколько людей беспокоилось и волновалось за тебя? Я снарядила целый отряд констеблей на твои поиски, и даже слуги отправились прочесывать улицы. Понимаешь ли ты, что может случиться с девушкой, которая прогуливается по ночам?
В этот момент Гюнтер как раз снял с Габриэллы плащ, и взорам окружающих открылись измятое, насквозь промокшее платье и ноги в одних чулках. А если добавить к этому растрепанные, свисающие мокрыми прядями волосы Габриэллы, совсем нетрудно представить, что почувствовала Розалинда, увидев дочь в таком виде.
– Боже милостивый! Ты выглядишь, как бродяга, – в голосе Розалинды звучал подлинный ужас, – Платье порвано… и где твои туфли? Да отвечай же наконец, что произошло?
– Ох, мама… самая прекрасная вещь на свете, – Габриэлла расплылась в улыбке. – Сегодня я влюбилась.
Слово «влюбилась» было последним, которое Розалинда ожидала услышать от своей дочери. Ей потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя и осознать смысл сказанного. Затем она рассеянно отдала Гюнтеру распоряжение о бокале хереса и теплом одеяле, обхватила Габриэллу за талию и затащила ее в гостиную.
– Ты влюбилась? На улице? И при этом выглядишь как утонувшая крыса? – она подвела дочь к камину и усадила ее в кресло. – Хорошо ли это, моя милая девочка?
– Да, да, мама. Это чудесно и восхитительно! – Габриэлла блуждающим взглядом обвела комнату, делая вид, что погрузилась в сладострастные воспоминания, и мечтательно продолжила: – Он такой красивый, сильный и благородный. Он спас меня от мерзких, порочных негодяев…
Увидев, что Розалинда побледнела и прижала усеянную бриллиантами руку к груди, Габриэлла торопливо добавила:
– Но тебе не стоит тревожиться. Он пришел вовремя и прогнал этих типов. Понимаешь, я попала под дождь, заблудилась, и тут вдруг откуда ни возьмись, появилась карета, – воодушевившись собственной выдумкой и приукрашивая ее на ходу, продолжала Габриэлла. – Мерзавцы пытались затащить меня внутрь, и, хотя я кричала и отбивалась, им это в конце концов удалось бы… если бы он не пришел мне на помощь.
– Херес, Клементина, быстро, – Розалинда махнула подруге, не отрывая взгляда от своей дочери. Рассказ Габриэллы захватил ее целиком.
– Он вырвал меня из лап негодяев и хорошенько отколотил их, – горделиво заметила Габриэлла, отпивая из бокала. Посмотрев на Розалинду, она заметила, что щеки той порозовели. Мать, казалось, искренне заинтересована ее рассказом. – Я была так напугана и растеряна, что с трудом могла выговорить собственное имя. Он тоже представился, а затем отвез меня в прелестный ресторан. Там я немного успокоилась, мы разговорились и… он держал меня за руки и заглядывал в глаза, – девушка мечтательно вздохнула и улыбнулась.
Розалинда была поражена – все это так не похоже на Габриэллу. Она бросила недоумевающий взгляд на Клементину с Гюнтером, и они ответили ей тем же. Крутая перемена, произошедшая в Габриэлле всего за несколько часов, озадачила даже привыкшего ко всему дворецкого, и уже одно это кое о чем говорило.
– Когда я окончательно пришла в себя, он дал мне плащ и отправил домой в своей карете, – говорила между тем Габриэлла. – А теперь, если вы не возражаете, я хотела бы подняться к себе. Я ужасно продрогла, устала и хочу как можно скорее переодеться, – Габриэлла поднялась с кресла и поплыла к двери, я… Доброй ночи, мама. До свидания, миссис Болт.
– Габриэлла! – воскликнула Розалинда. Ее оклик остановил девушку уже на пороге. – Но кто он? Кто этот мужчина, в которого ты влюбилась?
– О, разве я не сказала? – Габриэлла искренне рассмеялась, предвкушая, как вытянется лицо матери, когда она назовет имя своего спасителя. – Он граф. И к тому же молод, красив и сказочно богат.
– Граф? – Розалинда прямо-таки поперхнулась от удивления. – В самом деле граф?
– Да, граф Сэндборн, – объявила Габриэлла, упиваясь произведенным эффектом. – И вот еще что… я надеюсь, вы не станете возражать – я пригласила его завтра к пяти часам на чай. Ему так не терпелось познакомиться с тобой и засвидетельствовать свое почтение, что я не смогла отказать. О, не сомневаюсь, что когда ты увидишь графа, то тоже будешь очарована им, так же как и я.
Для вящей убедительности Габриэлла покружилась по комнате, изображая трепетное волнение, и взбежала вверх по лестнице, оставив окаменевшую от шока мать на попечение Клементины и Гюнтера.
– Нет, вы слышали – граф Сэндборн! – всплеснула руками Розалинда, совсем не картинно рухнув в кресло. – Днем она категорически отвергает любовь, страсть и романтику, а ночью заявляет, что влюбилась! И в кого бы вы думали? В графа!
Гюнтер, который в душе полностью разделял. Недоумение хозяйки, с обычной невозмутимостью подошел к бару и налил дамам бренди. Розалинда залпом проглотила свою порцию и, беспомощно глядя то на подругу, то на дворецкого, пробормотала:
– Не могу в это поверить. Просто какое-то стихийное бедствие… Ну почему из всех богатых титулованных мужчин Англии мою дочь должен был спасти именно тот, чья репутация заставит краснеть от стыда даже сутенера публичного дома? Бог мой, Сэндборн! Да это же полнейшая безнравственность и порочность.
– Этот точно не сможет содержать любовницу должным образом, – вставила Клементина. – И подряд
