неправильно себя повела… Противилась попыткам матери преподать мне некоторые, гм, уроки и не далее, как два дня назад, заявила, что не хочу иметь ничего общего с романтикой и прочими страстями. Теперь Розалинда боится, что я никогда не стану идеальной любовницей, вот и заперла нас здесь. Простите ли вы меня за это вынужденное заключение?
Несколько мгновений Питер удивленно смотрел на нее, пока до него дошло, что Габриэлла говорит совершенно серьезно.
– Стало быть, мать хочет сделать из тебя идеальную любовницу? Тут есть над чем призадуматься, – он потер рукой подбородок и не смог удержаться от кривой ухмылки. – А я-то, как наивный деревенский увалень, всегда считал, что существуют только идеальные жены. Ну что ж, это говорит о том, что я отстал от жизни. А кстати, давно хотел у тебя спросить: ты современная девушка? И что вообще означает это понятие?
– Ну, я и сама толком не знаю, – пробормотала она, скрещивая руки на груди, чтобы хоть как-то отгородиться от его взгляда. Габриэлла нервничала: она всегда терялась, когда ей доводилось общаться с мужчинами, а уж рядом с графом тем более чувствовала себя как слон в зоопарке, на которого все глазеют. – Полагаю, современной девушке не стоит беспрекословно подчиняться матери, ей следует иметь собственное мнение. А еще она должна сама позаботиться о своей судьбе, не полагаясь на помощь со стороны.
– О, если этот критерий подходит не только девушкам, но и молодым людям, то я, безусловно, современен, – граф рассмеялся и прошелся по будуару, попутно касаясь пальцами обтянутых шелком стен и полированных панелей.
Габриэлла тихо вздохнула. Кажется, Питер воспринимает их заточение легче, чем она ожидала.
– Итак, Габриэлла, – провозгласил он, остановившись у пианино. – Чем мы займемся сегодня?
Сердце девушки замерло. Она видела, какое впечатление произвела на графа ее хитроумно оформленная комната. Мебель, ткани, запахи – все здесь должно было обострять чувственный голод мужчины. Переступив порог будуара, каждый представитель сильного пола немедленно попадал под действие романтической ауры, витавшей здесь. А, Габриэлле совсем не хотелось, чтобы у лорда Сэндборна возникло амурное настроение.
– Ну, по замыслу Розалинды сегодня мне следует очаровывать и покорять вас своей образованностью и воспитанностью. Одним словом, моя задача – произвести на вас неизгладимое впечатление. А вы в свою очередь должны ответить мне…
– Щедростью, – подсказал он, не отрывая глаз от картины, изображающей залитый солнцем морской пейзаж.
– Да, небольшой сувенир на память пришелся бы очень кстати.
– А как насчет пылкости? – граф переместился к огромному зеркалу над камином и уставился на свое отражение.
– Думаю, и это входит в планы моей матери, – осторожно ответила Габриэлла. – В общем, что бы мы ни делали, внешне это должно выглядеть так, будто мы целиком поглощены друг другом.
– Внешне, – задумчиво повторил Питер. – Но как твоя мать узнает, что мы уже достаточно «созрели» для того, чтобы выпустить нас из комнаты?
Габриэлла задумалась и спустя несколько минут честно ответила:
– Не имею ни малейшего понятия. А Розалинда в этот момент находилась всего в двух шагах от них. Она изо всех сил прижималась к деревянной панели, но до ее уха не долетал ни один звук. Рядом стояли верный Гюнтер и миссис Ариадна Баден-Пауэлл, спешно вызванная на подмогу.
– Ничего не слышно, – раздраженно прошептала Розалинда, закатила глаза и взмолилась: – Пожалуйста, Господи, только не позволяй ей до бесконечности рассуждать о том, как отличить Листа от Вагнера и прерафаэлита от неоклассициста. Если Габриэлла сядет на своего конька, то лорд Сэндборн сбежит так же, как и бедняга граф, – она прижала руку к сердцу и обреченно сказала: – А вдруг ее снова стошнит? Очень может быть, что она проделывает это прямо сейчас, с нее станется.
Розалинда подошла к подруге и уронила голову на плечо.
– Ничего не выходит, – пробормотала она. – Придется искать другие пути.
Они медленно пошли по коридору, но Розалинду тянуло к дверям комнаты дочери, как магнитом. Она резко развернулась и, не отрывая глаз от замочной скважины, зашагала назад. Культурная и воспитанная дама до такого никогда не опустится, однако отчаявшаяся мать имеет право добывать сведения любым путем. Подхватив юбки, Розалинда опустилась на колени и приложила глаз к маленькой щелочке. Но вот беда, приседая, она наступила на край платья и теперь повалилась на дверь всем телом, так и не успев ничего разглядеть.
Гюнтер в мгновение ока подскочил к своей хозяйке и оттащил от дверей. Несколько бесконечно долгих минут сердца всех трех бешено колотились, но дверь не открылась. Тогда Розалинда возобновила свою попытку и вскоре вновь была у замочной скважины. Однако зрелище не доставило ей удовольствия. Она могла лишь со все возрастающим беспокойством обозревать залитое ярким светом окно и пустой диван.
Питер Сент-Джеймс продолжал осматривать комнату Габриэллы, постепенно привыкая к новой обстановке. Кто знает, сколько дней ему придется здесь провести? Граф задумчиво постоял перед портретом элегантно одетой женщины и переместился к книжным полкам. О, Шекспир, Блейк, Поуп, Ките, Байрон – величайшие поэты! Он с интересом посмотрел на Габриэллу и похвалил:
– У тебя хороший вкус. А что у нас здесь? – Питер перевел взгляд на другую полку, и глаза его расширились от удивления. – Уэсли, Паскаль, Джон Лок, Вольтер, Декарт… – вслух перечислял он. Так значит наша девочка еще и читает?
Содержимое третьей полки его просто поразило.
– Ба, знакомые все лица! – воскликнул граф, вытаскивая том сочинений Овидия, который мирно соседствовал с речами Цицерона с одной стороны и пьесами Еврипида с другой. – А твой отец – определенно эстет.
– Причем здесь мой отец? – обиженно спросила Габриэлла. И почему это мужчины всегда так самонадеянны? – Эти книги принадлежат мне. И вообще, лорд Сэндборн, не соблаговолите ли вы присесть?
