вокруг себя.
– Тебе ведь понравился этот красивый дом? Думаю, ты найдешь здесь то, что так долго искала.
Он развернулся и вышел в холл. Габриэлла, ошеломленная его холодностью и сарказмом, выбежала за ним.
– Питер?
Он уже нашел шляпу и взял трость, но не удержался и бросил на нее прощальный взгляд.
Она стояла перед ним такая жалкая и беззащитная, что он чуть не бросился перед ней на колени, вымаливая прощение. Её глаза напоминали растоптанные фиалки…
Питер сделал глубокий вдох, развернулся на каблуках и вышел, так ничего и не сказав.
Габриэлла была потрясена. Она слышала, как Питер отдал распоряжение Джеку, слышала, как захлопнулась дверца кареты, а потом, словно очнувшись, побежала к дверям. Экипаж тронулся, Питер откинулся на спинку сиденья и коротко бросил:
– Быстрее!
Он даже не обернулся.
Ухватившись за косяк, Габриэлла смотрела вслед удаляющейся карете. Она надеялась, что в последнюю минуту Питер прикажет поворачивать обратно, но карета катила все дальше и дальше, пока не скрылась за деревьями у главной дороги.
Чуть не плача, Габриэлла вернулась в дом и наткнулась на Онслоу, который наблюдал сцену прощания с начала и до конца.
– Будете завтракать, ваша светлость? – спросил старый слуга, неодобрительно сдвинув брови. – Или прикажете убирать со стола?
– Спасибо, я не голодна, – тихо ответила она и побрела к лестнице.
С трудом добравшись до галереи, она опустилась на ближайшую скамью и уронила голову – на руки. Уехал! Лучше бы он вообще отказался на ней жениться… Ведь только вчера он произнес связующую их клятву, занимался с ней любовью, а сегодня?
Страсть. Роковое слово было найдено. Она снова уступила своему желанию и снова расплачивается за это.
Габриэлла встала и пошла в комнату, в которой они вместе провели ночь. Здесь все еще дышало любовью, но ей был противен этот запах. Как она могла так ошибиться? Ей казалось, что, выйдя замуж, она разрешит все свои проблемы, а. вместо этого нажила новые.
Оказывается, мужчина может уйти не только от любовницы, но и от жены тоже. Просто взять и уйти.
Питер влетел в свой особняк в Гайд-парке и сразу же бросился в гостиную. Глоток бренди был ему жизненно необходим, но этой мечте не суждено было сбыться. Первым человеком, которого он встретил, была его мать, видеть которую он хотел бы в последнюю очередь.
– Что ты тут делаешь? – Беатрис преградила ему путь и выглянула в холл. – И где эта шлюха?
– Моя ЖЕНА в Торндайке, – раздраженно ответил он и попытался ее обойти, но не тут-то было.
– Ты оставил ее там? Одну?
– Боишься, что она стащит столовое серебро? – съязвил Питер.
Глаза Беатрис сузились. Она оценивающе посмотрела на сына.
– Так, так… значит, плохи дела? – она подтянулась и сделала хладнокровно рассчитанный выпад: – Профессиональная развратница могла бы и получше выполнять свою работу.
Питер дернулся вперед, заставив мать отскочить к стене, и яростно прошипел:
– Она не шлюха, черт побери! В ее жизни был и есть только один мужчина, – он ткнул себя пальцем в грудь. – Я! Мы были вместе один раз – прошлой ночью. Так что придержи язык.
Беатрис уставилась на него расширенными от изумления глазами. После паузы, которая буквально трещала от накала, она кивнула и выдавила:
– Я все поняла, Питер Сент-Джеймс.
Питер резко отстранился и помчался наверх, перепрыгивая через две ступеньки.
Эхо стукнувшей двери вывело Беатрис из оцепенения. Заявляя Питеру, что все поняла, она покривила душой. На самом деле она не понимала ровным счетом ничего. Ее сын утверждает, что эта Габриэлла, или как ее там, не шлюха. Но, если это так, то кто же она?
Беатрис устроилась в гостиной, взяла в руки вязание и задумалась. Никогда еще она не видела Питера таким раздраженным и главное из-за чего?
Из за женщины! Чем же так пленила его эта девчонка, незаконнорожденное дитя герцога Карлайлза и того цветисто-огненного создания в чудовищной шляпе?
Сообщение о том, что тестем Питера станет герцог, застигло Беатрис врасплох. Она была удивлена и… обрадована. Да, да, обрадована. Ведь это значит, что в девчонке течет такая же голубая кровь, как и в ней самой. Ну, может быть, почти такая же. А обстоятельства ее рождения Беатрис мало беспокоили. Ее волновало только то, КАК она заставила Питера жениться на себе?
Беатрис мысленно представила девушку: белокурая, миловидная и удивительно сдержанная, что уже удивительно, учитывая влияние той вульгарной особы, которая объявила ее своей матерью. По словам Питера, она еще и добродетельна, и этому можно верить, потому что ее весьма сведущего в данном вопросе сына трудно обмануть.
