Ты запретил мне идти на свадьбу дочери. Значит, для тебя я только шлюха? Ты относишься ко мне так же, как к любой уличной девке?
– Розалинда, прекрати сейчас же! – он схватил ее за плечи и попытался прижать к себе, но она отстранилась. – Я любил тебя, заботился о тебе… ты составляла смысл всей моей жизни.
– В самом деле? – насмешливо спросила она. – Тогда скажи, а ты мог бы на мне жениться? Я никогда не спрашивала тебя об этом, возможно, потому что просто не хотела знать правду, но теперь хочу. Так ответь: ты женился бы на мне тогда, десять лет назад, когда умерла твоя жена?
Он смотрел на ее лицо, которое так хорошо знал, ее глаза, которые так часто светились желанием и любовью, и не понимал, на каком он свете. Жениться на любовнице? Абсурд! Это решительно невозможно и, прежде всего потому, что у него есть наследник, интересы которого он обязан защищать. Он должен беречь свою репутацию ради сына. Однако, – что же ему ответить Розалинде? Если он скажет «да», успокоит ли ее эта ложь?
Розалинда прочла ответ в его глазах. О, за двадцать лет она хорошо узнало своего Августа! К сожалению, слишком хорошо. Она поняла, что он опять хочет купить частичку ее души, заплатив фальшивой монетой лживых заверений.
– Не мучайся, дорогой, я давно уже знаю ответ на этот вопрос, надломленным голосом проговорила Розалинда. – А ведь я любила тебя открыто и честно, всю жизнь посвятила твоим желаниям и удовольствиям, и вот чем ты мне отплатил. Ты относишься ко мне, как к служанке, как к уличной девке и всегда напоминаешь о моем двойственном положении, – жгучие слезы потекли по ее щекам. – Что ж, лучше быть честной шлюхой, чем лгать и лицемерить, как это делаешь ты.
– Розалинда! Ты соображаешь, что говоришь? – в бессильной ярости он стиснул кулаки, но она уже не слушала его. Она подошла к дверям и распахнула их со словами:
– Вы так презираете разврат, ваша честь, что я решила оказать вам маленькую услугу. Я избавлю вас от своего оскорбительного общества. С этого момента между нами все кончено. Надеюсь, вы больше никогда не переступите порог моего дома.
Розалинда величаво выплыла в холл и позвала Гюнтера. Когда дворецкий явился на зов хозяйки, она схватила его за рукав и, не обращая внимания на ошалевшего герцога, приказала:
– Проводи мистера Карлайлза и немедленно пошли за слесарем. Я хочу, чтобы он поменял все замки в этом доме.
Герцог опомнился и тоже выбежал в холл.
– Розалинда! – кричал он. – Розалинда, позволь мне все объяснить.
Розалинда, не оглядываясь, поднималась по лестнице. Она укрылась в своем будуаре и не выходила оттуда до тех пор, пока гневные проклятья ее бывшего любовника не смолкли. Когда выходная дверь за ним захлопнулась, Розалинда бросилась на кровать и разрыдалась.
Примерно в это же время Питер Сент-Джеймс зашел в бар у «Брукса» и, как обычно, заказал скотч со льдом. Потягивая напиток, он думал, не сыграть ли ему партию-другую в фараон, но тут размышления его прервал радостный возглас:
– Ба, а вот и новорожденный!
В бар вошел Эрандейл, Шивли, лорд Кэттон и еще парочка его закадычных приятелей. Правда видеть их в данный момент Питеру хотелось меньше всего на свете. Он с ужасом смотрел на приближающихся друзей и только сейчас вспомнил, что сам дал объявление о бракосочетании в «Тайме». Газета вышла сегодня утром, и нет ничего удивительного в том, что вездесущий Эрандейл горит желанием его поздравить. Вот черт! И зачем только он пошел в клуб, уж лучше бы остался дома и весь вечер проскучал у камина.
– Ну, что скажешь в свое оправдание? – начал экзекуцию Джером Эрандейл и многозначительно посмотрел на Шивли.
– Так значит твоя кузина оказалась не такой уж близкой родственницей, а? – не замедлил вступить Гарри.
– Но, бьюсь об заклад, от этого она не стала менее привлекательной, – добавил лорд Кэттон и мечтательно закатил глаза.
Вся компания дружно расхохоталась. Они от души потешались над Питером, не замечая того, что лицо его становится все мрачнее.
– Однако, что же это ты, шалун, не успел жениться и уже шатаешься по барам, – в голосе Эрандейла сквозил прозрачный намек. – Стыдно, Питер Сент-Джеймс! Малышка Габриэлла могла бы развлекать тебя дольше, чем одну-единственную ночь.
Этого Питер уже не мог стерпеть. Он инстинктивно схватил, Джерома за грудки, протащил через бар и силой стукнул о стену. Немногочисленные посетители разом повернули к ним головы, а одна дама даже истерически вскрикнула.
– Ты, кажется, осмелился оскорбить мою жену? – прокричал он. – Никогда еще ты не совершал большей ошибки, Джером Эрандейл. И, клянусь, ты горько о ней пожалеешь.
Питер отпустил молодого лорда и, ни на кого не глядя, выскочил из бара.
Эрандейл невозмутимо поправил воротничок и галстук, кивнул приятелям, давая понять, что все в порядке, и весело заметил:
– Очевидно, старина Сэндборн окончательно утратил чувство юмора. А жаль, ведь обстоятельства его женитьбы действительно весьма… забавны.
Габриэлла жила в поместье Торндайк уже пятый день, и два дня из этих пяти были отравлены присутствием Беатрис. Мать Питера буквально изводила ее своими нравоучениями. Выяснилось, что конюшня, сад и подсобные помещения для нее запретная зона, но и в своей комнате Габриэлла не находила успокоения. Так, например, этим утром Онелоу принес к ней в спальню огромную стопку белья. Перехватив удивленный взгляд девушки, Онелоу охотно объяснил: у леди Беатрис четверг – день штопки. Намек был ясен, и Габриэлле пришлось подчиниться понятиям свекрови о правилах ведения домашнего хозяйства. Надо заметить, что страсть Беатрис к экономии доходила до фанатизма. Можно было подумать, что она не графиня, а прачка, стирающая одежду батракам. Да и та, наверное, тратит больше.
