контролировал себя, пока страсть одновременно не вознесла их к вершине.
После этого она задремала в его объятиях, а он, вдруг обнаружив, что ему почему-то не спится, оперся на локоть и смотрел, как она дышит во сне. Внутри у него словно появилось уязвимое место, нечто вроде синяка, затем это ощущение переросло в резкую, но приятную боль, когда он вспомнил, как она приникла к нему, ища утешения, и как быстро ее горе сменилось желанием.
Он продолжал с улыбкой смотреть на нее, дивясь своей радости от сознания того, что, кем бы Элоиза ни была, она принадлежит ему.
Проснувшись в одиночестве, Элоиза встала, оделась и вознесла утренние молитвы. Хотя глаза у нее слегка припухли от ночных слез, чувствовала она себя на удивление спокойной. Но когда она вышла в коридор, Мэри-Клематис втащила ее за руку в их прежнюю комнату и быстро закрыла дверь. Сестра Арчибальд, ломая руки, шагала взад и вперед, а сестры Мэри-Монпелье и Розмари молились, стоя на коленях.
— Господи, ты цела! — Старая монахиня бросилась к ней и обняла. — Мы беспокоились… Что — ты плакала?
— Его сиятельство может быть таким зверем, — расстроено высказалась Мэри- Клематис, и то же чувство отразилось на лицах сестер. — Мы за тебя молились.
Элоиза покраснела. Когда она лежала нагая в его объятиях и получала удовольствие, сестры молились, чтобы ее не замучил этот «зверь». Вот так они думали о нем. Она ужаснулась, когда поняла, что совсем недавно и сама была о нем такого же мнения… прежде чем начала его узнавать… прежде чем познала его нежные поцелуи и его заботу о ней… прежде чем он восполнил ее потерю, заменив ее страх желанием и удовольствием.
К сожалению, сестры видели только его внешнюю сторону: гордость, властность, даже некоторую деспотичность. К несчастью, при своем целомудрии, при замкнутом существовании в монастыре они были не способны увидеть в нем доброту, сострадание к людям, его прекрасные человеческие качества, присущие любому мужчине. Она вдруг почувствовала, что ее взгляды, ее кругозор, весь ее мир значительно расширились. Но для сестер мужчины всегда останутся сильными, жадными до власти, стремящимися к господству, какими они и были в миру. И когда она убеждала их, что все было хорошо, что Перил не только прекрасно с ней обращался, но даже утешил ее, они ей не поверили.
И она со всей очевидностью, невзирая на глубокую печаль, осознала: им действительно пора уезжать.
За великодушие и сострадание когда-нибудь воздастся на небесах, думал Перил, глядя, как Майкл с тремя своими людьми провожает монахинь, выезжавших утром из главных ворот замка. Однако и на земле они приносят несомненную пользу, решил он, переведя взгляд на Элоизу, которая махала им вслед. Глаза у нее слегка затуманились после ночи удовольствий и нежных утешений. Она удивила его, когда обратилась в горе к нему, и естественно, что он утешил ее наиболее простым и действенным способом. Затем утешил еще раз, перед рассветом. Перил улыбнулся. Он намерен и дальше быть очень жалостливым человеком…
— Милорд! — К нему от конюшен бежал Ричард. Усталое лицо и отсыревшая одежда свидетельствовали о том, что прошлой ночью он находился в патруле. — Мы нашли их, милорд! — сообщил он, задыхаясь от бега. — Почти схватили.
— Где?
— Вверх по течению… у полей Эдвина… Мы преследовали их.
— Подожди. — Повернувшись к Теренсу, который входил в зал, граф послал его за Майклом, Саймоном и Итаном.
Затем он направился с Ричардом к большому столу, поднимая по пути дремлющих на скамейках людей. Он не знал, что Элоиза последовала за ними, и только когда поднял глаза от карты, обнаружил, что она стоит рядом.
Вскоре к собравшимся у стола присоединились его рыцари, и тогда все выслушали сообщение Ричарда, внимательно изучая карту земель Уитмора.
— Это дальние поля… на границе с землями Клэкстона, — сказал граф и ткнул пальцем в небольшую рощу. — По словам Ричарда, их около дюжины.
— Вы полагаете, милорд, что Клэкстон предоставил им убежище? — спросил Итан.
— Их слишком много, чтобы этот ублюдок не узнал про них. И даже если Клэкстон сам не организовывал рейды на мои земли, он, во всяком случае, ничего не сделал, чтобы им помешать. Как бы то ни было… да, черт возьми, я полагаю, он их укрывает.
Вывод графа наконец все расставил по своим местам. Клэкстон и в самом деле настолько зарвался, что терпеть его выходки и закрывать на них глаза стало уже невозможно. Следует его проучить.
— Почему бы не собрать отряд и не захватить их в плен? — спросил Саймон. — А когда они будут у нас в руках, они предоставят нам доказательство вероломства Клэкстона.
— У Клэкстона тоже весьма неплохой отряд. Если я нападу на его владения, он начнет вопить, что я развязал войну. Уверен, он как раз на это и надеется.
Граф умолчал о своих натянутых отношениях с королем, к тому же его величество скептически смотрел на дорогостоящие войны между вассалами.
В этот момент из кухни появились служанки, держа в руках блюда с хлебом, сыром и кувшинами сладкого эля.
Когда граф недоуменно уставился на них, одна из женщин, Фэй, объяснила:
— Нас послала ее светлость, милорд. Она сказала, что вы захотите перекусить.
Граф кивнул, жестом приглашая своих людей приняться за еду. Воины, словно голодные мальчишки, набросились на свежий хлеб, вареные яйца и жирный сыр, что напомнило Перилу о других важных условиях, которые необходимо выполнить перед началом борьбы с Клэкстоном. Пока он не сделал запасы пищи и воды, пока не придумал, как обеспечить безопасность Элоизы при осаде или пожаре, он не имеет права затевать вооруженный конфликт.
— Думаю, нам следует подождать, когда приедет с инспекцией Бромли, а я заплачу налога королю. В таком случае, если все же дойдет до столкновения с Клэкстоном, его величество сможет без предубеждения выслушать мой отчет.
Поднося ко рту кубок с элем, граф заметил молодого парня возле двери. Он держал в руках кусок грубо обработанного дерева, а глаза у него были размером с гусиное яйцо.
— Какого дьявола тебе здесь надо? — гаркнул он в ярости оттого, что не сразу увидел парня, и тот мог услышать его слова.
Молодой резчик тяжело сглотнул, будто у него застрял ком в горле.
— Я пришел к маленькой сестре, милорд.
И еще дважды, пока граф со своими людьми обсуждал, как наполнить кладовые, увеличить патрули на юге и западе вдоль границы Уитмора с землями Клэкстона, их прерывали ремесленники, желающие увидеть «маленькую сестру». Новый пекарь принес ей на пробу образец хлеба, испеченного по ее рекомендации. Странствующий портной, узнавший в деревне, что она ищет портного или швею, принес вещи, сшитые им и его женой.
— Сколько раз я должен им говорить? — обратился граф к своим людям и потом заорал на несчастного портного: — Нет здесь больше никакой монахини!
Парень бросился к двери и чуть не сшиб Элоизу, которая входила в зал с главной ткачихой Эдит и двумя женщинами. Пока они разбирались между собой, она узнала, чего он хочет, и отослала его на кухню перекусить, пока она будет изучать принесенные им образцы. Когда Элоиза шла к мужу, она услышала его окрик:
— Где ты была все утро, черт возьми?
Глава 15
Он стоял, широко расставив ноги и уперев кулаки в бедра. Элоиза взглянула на его людей, которые с веселым интересом следили за ними, и у нее возникло ощущение, что этот демонстративный гнев не имеет отношения ни к их присутствию, ни к ее отсутствию.
— У ткачей, милорд. Мы налаживали французский станок…
— Впредь не уходи далеко, жена, — сварливо произнес он. — И еще — избавь меня от этой своры людей, ищущих «маленькую сестру».
— Простите, что побеспокоила вас, милорд. К сожалению, Эдит и остальные вряд ли смогли бы принести станок в зал, чтобы показать, как он работает. Пойдемте со мной к ткачам и посмотрим…
— У меня есть более важные дела.
Она взглянула на пустые тарелки и кубки, на расслабленные позы людей, с которыми он занимался этими «важными делами», и рассердилась.
— Но вам действительно нужно посмотреть, милорд! Вы будете поражены…
— Единственное, что сможет поразить меня в самое сердце, так это если моя жена даст мне хоть немного покоя в моем собственном замке.
К несчастью для графа, его грубость задела Элоизу больше, чем он этого хотел.
— Мое предложение, милорд, даст вам не только покой, но и пополнит ваш кошелек. — Она сделала знак ткачихам подойти к ней, однако те, видя раздражение лорда, не решились к ним приблизиться.
— Миледи, ваше предложение я выслушаю позже.
— Это займет совсем немного времени, милорд. Начинается стрижка овец, и мы просим выделить десятую часть шерсти для Эдит и ее ткачих, чтобы они могли приступить к изготовлению нового вида ткани. — Упоминание о предстоящей стрижке явно заинтересовало его, поэтому она продолжила: — Французский станок позволяет делать объемную ткань, которая в наших местах пока не производилась. Думаю, это принесет весьма неплохую прибыль. — Показное равнодушие мужа не обмануло Элоизу. — Вместо того чтобы продавать в Париже и Брюсселе пряжу, а затем покупать там по высоким ценам готовую ткань, мы будем делать ее сами. Надеюсь, вам известно, милорд, что мы получаем от наших овец великолепную шерсть, поэтому вы можете себе представить, какой великолепной будет ткань.
Элоиза не понимала, отчего лицо графа все больше мрачнеет. Идея ведь прекрасная, и им очень повезло, что они
