равных которым — по крайней мере в зале ресторана — явно не было.
— Для столь привлекательного мужчины у вас потрясающее чувство юмора, — заметила Мэкси с той дьявольской издевкой, которая в сочетании с очаровательной лестью не позволяла ему понять, что в конце концов она имеет в виду (даже ночью, когда он вспоминал об их беседе). — У замечательных во всех отношениях мужчин юмора как раз не хватает.
— Целиком разделяют ваш подход, — уверил ее Джордж, судорожно пытаясь сообразить, куда она клонит. — Демографические данные интересные. Весьма интересные. Четыре миллиона женщин — и все потягивают виски и читают «Би-Би».
— Но, Джордж, я никогда этого не говорила. Только семьдесят процентов из моих четырех миллионов пьют виски
Двое мужчин за соседним столиком в немом изумлении поглядели друг на друга.
— Послушай, Келли, — прошептал Лефковитц, — неужели она его убедит? Джордж все-таки не такой дурак, чтобы поверить откровенной лжи.
— Хочешь пари? — прошипел Келли.
— Вообще-то нет. Ты только посмотри на нее. Уж…
— Ну что это ему стоит? Он же не свои деньги будет тратить! — рассмеялся наконец Келли.
— А откуда, ты думаешь, у нее эта самая демография?
— Из «Правды», — рискнул высказаться Келли.
— Да нет, там все-таки работают поаккуратней. Давай, знаешь, сделаем ей хорошее дело, — предложил Лефковитц. — Рокко в последнее время что-то стал сдавать по творческой части. За то время, что Мэкси стала выпускать свой журнал, мы смогли заполучить всего двух выгодных клиентов. Правда, очень выгодных — по двадцать пять миллионов в год. Но все равно что-то, по-моему, с Рокко не так, что-то его гнетет. Не удивлюсь, если это как-то связано с мыслями насчет успеха «Би-Би». Ну, сам понимаешь. Бывшая жена начинает заниматься бизнесом — и вдруг такое везение.
— Скажи-ка мне… Нет, не говори. И так знаю, — поправился Келли.
— Давай будем с ней поласковей.
— Да, но Рокко говорил, чтобы мы ни в коем случае не предоставляли ей режима наибольшего благоприятствования.
— Я же просто сказал «поласковей», — заметил Мен Рэй Лефковитц, — и ничего больше.
Они заплатили каждый по своему счету и, поднявшись, чтобы уйти, обогнули столик Мэкси, направляясь к двери.
— О, мисс Эмбервилл, — воскликнул Келли. — Я и не видел, что вы тоже здесь. Как поживаешь, Джордж? Как это тебе повезло? Похоже, ты опередил всех других рекламщиков? Негодяй ты эдакий! Но я тебя не виню. Надеюсь, хоть за ленч-то ты заплатишь? Мисс Эмбервилл, могу ли я еще раз выразить вам свою признательность за место для рекламы, которые мы купили у вас в «Би-Би»? Самая лучшая наша сделка, я не преувеличиваю.
— Минуточку, Келли, — перебил его Лефковитц, которого не удивило, когда он увидел, что Келли отвел ему роль «плохого полицейского». — Всего одну маленькую минуточку. Я, например, считаю, что «Би- Би» еще должен отблагодарить нас за услугу. Мы ведь купили место для своей рекламы до выхода первого номера. Это показало, что мы верим в новое издание и готовы идти на риск. И поэтому, думаю, можем рассчитывать на некоторую скидку, когда будут вводиться эти новые расценки на рекламу. Не знаю, какую именно, но какая-то скидка, черт подери, должна же быть! Я, конечно, не предполагаю, чтобы мы возобновили контракт на первоначальных условиях, когда рекламную площадь нам дали, в сущности, за бесценок… но, конечно, я был бы весьма огорчен, если бы не получили в той или иной степени режим наибольшего благоприятствования. В конце концов, для нас мисс Эмбервилл — почти член семьи.
— Ладно, ребята, не волнуйтесь, — обворожительно улыбнулась Мэкси. — Кой-какие уступки сделаю… но только один раз. И скажите Рокко, что на этот раз я ни за что не стану уступать место в журнале за гроши. Наверно, он-то вас и подослал с таким предложением.
— Ну, так он вопрос не ставил, — смутившись, промямлил Келли.
— Наоборот, Рокко всегда отзывается о вас с уважением. Он, правда, сказал, что сейчас как раз самое время договариваться о новых условиях, если вы уже готовы возобновить контракт, но он лично ни на что особенно не рассчитывает, только потому… ну, что и вы, и он еще помните доброе старое время, — докончил Лефковитц как можно более деликатно.
— А где, — язвительно отозвалась Мэкси, — прежние сладкие речи, что фирма почла бы за счастье размещать у меня рекламу и прочее?
— Может, вы тогда присели бы за наш столик, а то так ведь и до вечера простоите? — постарался скрыть свое раздражение Джордж. — Я ведь тут, между прочим, пытаюсь бизнес делать! Так что до встречи в другом месте в другой раз?
— Надеюсь, что ваш аукцион не за горами? — спросил Монти, глядя, как, Мэкси один за другим подписывает чеки по скопившимся за май счетам. — Если бы завтра, было бы совсем неплохо. Ну а сегодня — и говорить нечего.
— Не сегодня и не завтра, конечно, — ответила Мэкси как можно небрежнее. — Я думала, позвоню — и тут же все устроится. Как обычная распродажа, только классом повыше. Но где там, «Сотбис» заявляет, что драгоценности, например, нельзя выставлять до осени, когда у них намечен специальный аукцион, а сейчас — уже не сезон, поскольку много богатых людей уехали из города. В общем, для предрождественской продажи чересчур рано или что-то еще в этом же роде. Мои коллекции, на их взгляд, чересчур разношерстные. Картины, как они говорят, тоже должны полежать, пока не наберется на целую выставку. А что до шкатулок, то за них много не возьмешь, если не продавать большими партиями. Бред какой-тп. Послушаешь их, так выходит, что в июне они могут выставить только мою мебель. Проводить аукционы — целое искусство, и они не намерены разрешать мне устанавливать свои сроки. Похоже, что у меня не так уж много ценных вещей, чтобы сразу пустить их все на один аукцион. Если, правда, я не околею — это, как я понимаю, наложило бы на аукцион особый отпечаток и помогло собрать кучу денег, — пожала плечами Мэкси, как если бы речь шла о пустячной проблеме.
— Июнь! Так что до это времени больше денег не предвидится?
— Ты же слышал. И еще неизвестно, сколько мы получим. Ведь они берут приличные комиссионные. Главное богатство — моя квартира, но Дональд не смог выручить за нее даже тех шести миллионов, которые он мне дал, так что пришлось вернуть ему разницу. Говорит, это из-за того, что курс доллара теперь завышен. Почти половиной «Трамп-Тауэр» владеют иностранцы, и в прошлом месяце они не склонны были тратить свои доллары. Ах, попробуй разберись в экономике. Только зря время тратить.
— Мы сидим по уши в… в макулатуре, Мэкси.
— Да, но восемьдесят пять процентов, может быть, даже больше, наших рекламодателей подписали новые контракты.
— Часть из них вступает в силу лишь в июле, а другая — в августе и даже в сентябре!
— А мы что, не можем получить от банков ссуду под новые расценки? Все-таки нам дают рекламу не кто-нибудь, а ведущие фирмы. И деньги это верные. И пожалуйста, Монти, не говори мне, что это невозможно. Я уже знаю… потому что сама к ним обращалась.
— Если бы решение зависело от меня, я бы дал тебе любую ссуду. Но я не банк. Жаль, конечно, но увы и ах, — грустно вздохнул Монти. — Ты не думаешь, что пора просить у сотрудников согласия на сокращение зарплаты?
— Даже если бы они работали вообще бесплатно, то что такое их зарплата? Капля в море по сравнению с другими нашими расходами. И потом, если слух о сокращении окладов дойдет до Мэдисон- авеню, там могут подумать, что у журнала крупные неприятности, и отказаться от тех соглашений по размещению рекламы, которые они с нами заключили. Никакой экономии ни в чем! Бесплатные ленчи тоже не отменяются. Качество фотографий снижаться не будет, гонорары для именитых авторов сохраняются на прежнем уровне. Менять все это было бы самоубийством. Пусть мы и погибнем, но достойно, ничем себя не запятнав.
