— За «Фрост, Рурк и Бернхейм» — агентство, которое знает толк в реальном деле!
Все подняли бокалы, чокнулись и выпили до дна.
— Открывай следующую бутылку, Арчи, — потребовала Виктория. — Отпразднуем новый контракт как следует!
15
Войдя в высокие ворота и сделав первые шаги по просторному, вымощенному булыжником двору своего парижского дома на улице Вано, Билли почувствовала, что правильно выбрала то единственное место, которое способно дать ей некоторое облегчение. Этот дом, в котором ей так и не довелось пожить, она купила четыре года назад, повинуясь внезапному капризу, в чем готова была признаться. В тот момент она была не способна устоять перед любым искушением, лишь бы как-нибудь отвлечься от недавнего развода с Вито Орсини. Едва увидев, она, не торгуясь, купила этот дом по баснословной цене — восемь миллионов долларов, сознательно идя на этот шаг безумного расточительства, ибо с первого взгляда поняла, что он просто создан для нее.
— Мадам будет довольна состоянием дома, — после приветствия сказала Мари-Жанна, жена привратника Пьера Дюжардена. — Я каждое утро говорила Пьеру: «Что, если мадам Айкхорн появится сегодня, без предупреждения?» И поверьте, мадам, мы взяли себе за правило каждый вечер, ложась спать, удостовериться, что все в доме в полном порядке.
— Благодарю вас, мадам Мари-Жанна. Я знала, что оставляю дом в надежных руках.
— Давно мы вас не видели, мадам.
— Это уж точно, — согласилась Билли, — но жизнь у меня довольно сложная.
— Конечно, конечно, мадам, — ответила жена привратника.
Хотя она находила странным, что прекрасный дом в самом престижном аристократическом районе Парижа пустует, а конюшни забиты до отказа антикварными ценностями, которые даже не распакованы из ящиков. Однако мадам Айкхорн платила им с Пьером очень хорошо и регулярно, а сама их сторожка, куда хозяйка провела центральное отопление и где была оборудована новая кухня, являлась предметом зависти многих. Тем не менее она была рада снова видеть мадам Айкхорн, это говорило о том, что она не продала дом каким-то чужакам, а приехала пожить здесь.
— Как долго мадам намерена пробыть в Париже? — спросила она.
— Пока не знаю, — ответила Билли. — Мадам Мари-Жанна, если не возражаете, я пройду в дом одна.
— Ну конечно, мадам.
Когда за ней закрылись двойные двери и она очутилась в круглом холле, Билли сразу же ощутила специфическую атмосферу дома, которая когда-то сразу покорила ее. Дом, с его идеальными пропорциями, производил впечатление в равной степени изысканной роскоши и уюта, неся на себе печать времени. Утренние лучи солнца, проходя сквозь стеклянные двери веранды, заливали натертые паркетные полы и мраморные камины. По стенам были развешаны старинные зеркала в резных рамах, переносившие посетителя в неспешные и славные времена; полы при каждом шаге по-прежнему издавали легкий приветственный звук, обещающий мир и покой.
Билли, пребывая в своеобразном трансе, обошла все двадцать комнат, как бы заново открывая их для себя и находя в том некоторое утешение. Наконец она добралась до зимнего сада, который был пристроен позади дома по ее указанию; сквозь застекленные стены оранжереи открывался вид на сад из вечнозеленых растений, поверх стен которого виднелся огромный парк резиденции премьер-министра Франции под названием «Отель Матиньон». Она опустилась на широкий подоконник и погрузилась в раздумья.
Последний раз она была здесь в 1981 году накануне Рождества, и тогда все ее мысли были о скором вселении в новый дом и праздниках, которые ей предстояло провести вдвоем с Сэмом Джеймисоном, скульптором из Сан-Франциско, для которого она была скромной школьной учительницей из Сиэтла по имени Ханни.
На протяжении почти целого года она успешно обманывала его, преследуя единственную цель — чтобы Сэм не знал, кто она на самом деле, и относился к ней не так, как другие мужчины, для которых она была богатой чудачкой, объектом всевозможных сплетен и домыслов.
Тогда она думала, что так воспринимают ее все мужчины за исключением Спайдера Эллиота, того самого, который вчера позволил себе в такой унизительной форме пройтись по поводу финансовой бездарности Билли в отношении ее денег — как он с иронией выразился, «потом и кровью заработанных денег». Он-то отлично знает, что последний раз она работала за зарплату двадцать два года назад, причем тогда это была ставка младшего секретаря.
«Господи, ну почему они все одинаковые?» — с тоской подумала Билли. И Сэм, и Спайдер с готовностью примешали в свои отношения с ней факт существования ее денег. Спайдеру, правда, удавалось на протяжении нескольких лет держать это при себе, выдвигая на первый план то обстоятельство, что для него она бьша, как он выразился в одном письме, «податливой глиной, из которой можно вылепить любую форму». Сэм один только раз увидел ее в Парижской опере и узнал, кто она такая, и этого оказалось достаточно, чтобы он отказался от нее, и даже ее полное боли письмо с объяснениями, которое она послала ему на следующий день, не возымело на него никакого действия. Сэм был убежден, что неожиданным успехом своей выставки был обязан ей — дескать, она уговорила своих друзей купить его работы. Он не дал ей ни одного шанса, ни разу не усомнился в своей правоте. Но у него хотя бы было оправдание: она в течение нескольких месяцев обманывала его.
И кто лучше — Сэм, который отверг женщину из-за того, что она несметно богата, или Спайдер, который этим богатством воспользовался? Нет, не так: не «кто лучше», а «кто хуже»!
«Да гори они оба в аду!» — подумала Билли, выходя излома и окликая привратника.
— Мсье Пьер, я решила сегодня же заночевать здесь. Пожалуйста, подберите из тех вещей, что сложены на конюшне, подходящий шкафчик, один-два стола, зеркало, несколько ваз, подсвечников и пару кресел и расставьте их в одной из маленьких спален, той, что рядом с ванной.
— Но, мадам, — возразил привратник, — среди тех антикварных вещей нет кровати.
— Значит, ее доставят через несколько часов, — заявила Билли. — И благодарю вас, мсье Пьер, дом в прекрасном состоянии.
— Спасибо, мадам, вы тоже прекрасно выглядите. Я так рад вашему возвращению!
— До встречи, мсье Пьер, — попрощалась Билли и заспешила к стоящей у ворот машине, где ее дожидался шофер.
— До свидания, мадам, — отозвался Пьер. Мадам выглядела отнюдь не прекрасно. Мадам выглядела опустошенной и несчастной, насколько это применимо к красивой женщине.
В мебельной секции «Галери Лафайет» Билли не составило труда заручиться помощью задерганной продавщицы — она просто сунула ей в руку тысячефранковую банкноту и пробормотала, что хотела бы, чтобы ее обслужили сейчас же.
— Мне нужны кровать с хорошим матрасом, постельные принадлежности, несколько светильников, лампочки, свечи, полотенца, светонепроницаемые шторы на два окна, ковер, корзину для белья… Что еще? Если вспомню еще что-нибудь, скажу вам.
— Но это все в разных секциях, по всему магазину! — Продавщица была несколько обескуражена. — Я ведь работаю в мебельном отделе.
— Еще мне нужен человек, который повесит шторы на окна, поставит кровать и сделает все остальное. Я живу на улице Вано. И все это нужно доставить сегодня же. Когда все будет сделано, вы получите еще две тысячи франков, грузчики и водитель тоже в обиде не останутся.
— Конечно, мадам, я с удовольствием окажу вам услугу. Я готова проводить вас в другие секции.
— Видите ли, — объяснила Билли на своем безупречном французском, — я из сумасшедших богатых американок. Полагаю, это все объясняет?
— Ах, нет, мадам, какая же вы сумасшедшая, разве что несколько импульсивная.
— Именно так это будет написано на моем надгробье, — усмехнулась Билли. — Давайте начнем, времени у нас мало.
Совершая долгий рейд по огромному магазину, Билли подумала, насколько было бы проще остановиться в «Рице», где она обычно занимала четырехкомнатный номер «люкс», но если ее захотят разыскать, то звонить будут прежде всего туда. Первую ночь после прилета она провела в отеле аэропорта, а наутро
