тайге – все считали медведь заломал, но было и другое мнение: Иван убил, дабы самому жениться на молодой красавице.
Неожиданно, откуда-то из глубины, из потаённых тайников души, поднялась жгучая ненависть к мужу, Пелагея даже испугалась. В этот момент она была готова его убить, отомстив тем самым за загубленную молодость и сломанную жизнь.
– Хорошо… Вразумить тебя всё равно невозможно. Поди, сговорилась с Васяткой?
Любава кивнула.
Пелагея, сама того не ожидая, приняла решение: помочь дочери бежать, во что бы то ни стало! – сама же – как Бог даст… Вновь её захлестнуло чувство ненависти к мужу, дремавшее столько лет, и нежданно- негаданно разбуженное дочерью: «Пусть поплатиться за всё!» Она мысленно представила себе, как огромный медведь рвёт Ивана на части, он же истекая кровью, кается во всех своих грехах. Эта картина, рождённая болезненным воображением, доставила женщине несказанное удовольствие.
– Мир вашему дому, – вымолвил Фрол, перешагивая через порог горницы, и осеняя себя двуперстием.
Иван Терентьевич и Пелагея в ответ поклонились.
– Прошу за стол, Фрол Матвеевич, – пригласил хозяин дома. – Отведайте нашего угощения.
Фрол, довольный, что сам староста желает породниться с ним, крякнул, провёл рукой по густой русой бороде, и сел на скамью:
– Благодарствуйте, хозяева…
Пелагея засуетилась, стараясь быть вежливой и предупредительной по отношению к гостю, дабы муж не заподозрил чего лишнего.
Кузнец отведал пирогов Пелагеи, начинённый тайменем[48], запивая медовухой.
– Ох, Пелагея Степановна, хорош напиток у вас! Ох, хорош! Ядрёный, так и за душу берёт, – он многозначительно подмигнул своей будущей тещё.
– Медовуха-то, что вода… Ушла и нету более, а вы говорите: за душу берёт, – вступил в разговор Иван Терентьевич. – Жена должна за душу-то брать! А! Пелагея Степановна, что скажешь, дорогому гостю?
– То и скажу: прав ты, Иван Терентьевич.
Хозяин рассмеялся, довольный покорностью жены, ничего не подозревая о её тайных планах.
Фрол, понимая, что настало время, достал из кармана нового армяка, цепочку, с надетым на неё перстнем, приобретённым в Нерчинске.
– Вот, Иван Терентьевич, стало быть, прошу вашего дозволения жениться на Любаве. Это гостинец для неё, – Фрол протянул цепочку хозяину дома.
Тот сгрёб гостинец своей здоровенной лапищей и, оценив на вид, тут же прикинув стоимость, крикнул:
– Любава, подь сюды!
Из-за занавески, разделяющей горницу на две части, появилась невеста: что и говорить, была она хороша – у Фрола прямо сердце затрепетало. Он невольно, повинуясь неудовлетворённому желанию, встал, и всем телом подался ей навстречу через длинный дубовый стол.
Иван Терентьевич, завидев, такое нетерпение своего будущего зятя, только хмыкнул. Пелагея же – замерла, опасаясь промашки со стороны дочери, но напрасно: та повела себя спокойно и уверенно, поклонилась родителям, а затем уже – дорогому жениху, села рядом с отцом, потупив взор, как и положено молодой невинной девушке.
– Решили мы с матерью, что ты, Любава, вошла в возраст для замужества. А вот и твой наречённый, Фрол Матвеевич Копытин. Род Копытиных – из первых старообрядцев, что покинули суетной мир, отправившись сюда в дайгу, где и появился скит. Так что отдаём тебя дочь в надёжные мужские руки, будь послушной, во всём подчиняйся – Фрол человек с жизненным опытом и небедный: дом справный, хозяйство, скотина – всё как положено. По нашим аароновским обычаям требуется согласие, как жениха, так и невесты: даёшь ли таковое?
Иван Терентьевич сверлил глазами дочь. Пелагея затрепетала, словно лист на ветру, снова опасаясь за поведение дочери. Та же лишь кивнула, что и означало: согласна.
– Добро, стало быть, дело слажено. Через пару дней, в присутствии народа, и запишем вас мужем и женой в заветную книгу[49]. И только смерть сможет вас разлучить, – подытожил отец семейства.
– Вот, Любава, гостинец тебе – будет залогом нашей любви, – сказал Фрол, снимая с цепочки перстень.
Кузнец встал, подошёл к невесте, – та лишь протянула правую руку, не поднимая головы, – и надел на безымянный палец свой подарок.
– Вот так-то…. Нравиться?
Любава машинально взглянула на перстень: он действительно был отличной уральской работы, но девушка не видела его красоты, воспринимая, как железные оковы, вонзающиеся прямо в кожу. Она, пересилив себя, выдавила улыбку, и ответила:
– Благодарствуйте, Фрол Матвеевич…
Иван Терентьевич, смотрел на дочь, радуясь, что всё сложилось: она не стала противиться и проявлять характер.
– Иди тепереча в свою светёлку, – велел он дочери. – А ты Пелагея принеси ещё медовухи, да тоже ступай, разговор промеж нас будет не для бабьих ушей.
Любаве не пришлось повторять дважды, она встала, поклонилась и исчезла за ситцевой занавеской горницы. Иван Терентьевич услышал, как скрипнула дверца, ведущая в светёлку дочери и удаляющиеся шаги.
Пелагея принесла небольшой бочонок холодной медовухи из подвала и также удалилась.
– Выпей-ка, Фрол, – староста налил будущему зятю медовухи в большую глиняную чашку. – За вас молодых, дабы были вы богаты и народили много детей! – Иван Терентьевич пригубил чашу с медовухой, гость последовал его примеру. – Тепереча о деле, – он смахнул капли хмельного напитка с бороды левой ладонью и пристально посмотрел на кузнеца: – Основатель нашего скита, Святой Аарон почти два века назад сказал: «Не ищите забвения в богатстве, но и не пренебрегайте достатком, ибо дети и жёны должны жить в тепле, обутыми и одетыми, дабы не угас род ваш и дело наше». Так-то вот…
Кузнец задумался.
– Это ты к чему, Иван Терентьевич?
– К тому, дорогой зятюшка, что золото и серебро, лихоманка их побери, – он перекрестился в сторону икон, – ещё никто не упразднял. Я же хочу блага своей дочери… Да и себе тоже. Знаешь древнюю мудрость: у кого богатство – у того и власть?
Фрол кивнул и отпил из чаши.
– Истинно, так и есть.
– Так вот, есть задумка у меня одна, – хозяин многозначительно посмотрел на собеседника.
– Говори, Иван Терентьевич, не томи. Почитай мы с тобой уже одна семья.
– И то верно, – согласился староста. – Так вот, прослышал я, что негидальцы здешние, что у горного хребта обитают, много золота имеют. А на что оно им? – дикий народ, в бубен бьют – думают, духов призывают. Тьфу, нехристи! Так вот, хочу я отряд снарядить из верных людей, да золотишко-то к рукам прибрать, а их чумазых… Сам понимаешь, золото они просто так не отдадут.
Фрол растерялся.
– А как же власть? Это ж убийство…
– Оно, Фролушка… Какая власть тебя беспокоит? Та, что вокруг острогов понастроила? Неужто ты думаешь, местного губернатора интересует сотня негидальцев?!
Староста рассмеялся и отхлебнул медовухи.
– Когда выходим? – поинтересовался кузнец.
– Вот, это по-нашему! Не ошибся я в тебе, дорогой зять! Да после свадьбы и отправишься во главе отряда, желающих будет – хоть отбавляй. Да и Васятку с собой возьми, дом у него совсем покосился, помочь надобно человеку, – хозяин подмигнул.
Фрол понял: Любавин ухожёр не должен вернуться обратно в скит.
