дверце под лестницей. За этой дверцей, будто в сказке, находилась малая лесенка, винтовая, узкая.
– Три пролета наверх, дверь со стеклянным кружочком, – пробасил сопровождающий.
Ага, значит, не желает ползти вверх еще раз, боится, тушка застрянет. Правильно боится.
Дверь «с кружочком» вообще являлась единственной дверью на этаже.
Постучал.
– Открыто, – сухой строгий голос из-за двери. Вошел и сюда. Уже третьи воротца этого теремка. В кресле сидела и сама хозяйка, боком к нему, что-то писала в большой книге. Не подняла головы, не взглянула. Узоры на ее халате так дивно гармонировали с мебелью, что при желании можно тут эту хрупкую даму и потерять.
– Откуда у вас это? – без предисловий спросила дама, продолжая уделять внимание только записям.
– Вы – мистресса Хедер? – уточнил он.
– Да. А – вы?
– А я – нет.
– Не поняла?
Да подними же голову! Поплыли долгожданные картинки памяти. Смутные, смутные.
– Откуда у вас брошь Лайоли?
– Девушка, которая дала мне эту брошь, умерла.
– Вы убили ее?
Какой светский тон вопроса, вот уж выдержка. Посмотри на меня!
– Я убил волка, который ее загрыз.
– Рос-Брандтовский оборотень… О нем писали в газетах. Значит, это правда?
Ага, не все так просто, вот голос и дрогнул.
– Правда. Но не вся. Лайоли была его последней жертвой. Мне очень жаль.
Он прислушался к себе. Жаль? Кажется, да.
– Спасибо, что принесли это сюда. Чего же вы хотите?
– Она говорила, что меня примут с почестями, – усмехнулся Джерард.
Мадам выломала вопросительно бровь. Вычеркнула строчку, нахмурилась.
– О каких именно почестях идет речь?
– Мне нужно пожить где-то некоторое время.
– Тут не гостиница. Ваши требования не имеют под собою оснований.
– Речь идет скорее об убежище, чем о развлечениях, – откровенно сказал Джерард. – И я не требую. Я прошу. И принимаю любой ответ.
– Ваш голос знаком, – задумчиво поднялась с кресла мистресса. – Вы не бывали здесь раньше?
– Нет, мадам.
– Кто вы и чем занимаетесь?
– Я Иноходец.
Мадам неотрывно смотрела на гостя, вертела брошку. Пчелка стукнула о пол и откатилась почти под самый шкаф. На тонком пальце женщины обиженно дрожала капелька крови.
– Джерри! Ты?!
И пополз долгожданный кусочек незрелой ореховой пленки, искусно ретушируя бледное лицо мистрессы Хедер, припудривая обрисовавшиеся скулы, затирая нежнейшей пуховкой морщинки, намечая кисточкой искорки, давно погасшие в радужках глаз.
Еще один мучительный нырок на глубину 10 лет.
Джерри-7
Плие. Анкор плие! Гран батман…
– Ты большой и тяжелый, – сказал Эрфан, стоя над поверженным в пыль тренировочной площадки юношей. – Пора с этим что-то делать.
То был один из довольно длинных периодов просветления, и Эрфан бил Джерри так, для острастки, не угрожая всерьез. Мокрый от пота, парень с трудом поднялся, приглаживая слипшиеся волосы. Пыль, смешавшись с потом, покрыла тело липкой грязью. По сравнению с этим крупным распаренным существом Эрфан выглядел тоненьким и прохладным, как змея из-под камня.
Что ж, такое телосложение досталось Джерри от отца, разве он спорил? Молодой организм потреблял огромное количество пищи и сжигал ее в топке беспощадных тренировок, нигде не виднелось даже крошечной жировой складочки.
Если ему удавалось дотянуться до Эрфана, хозяин бывал сбит с ног. Если. В большинстве случаев приходилось выносить удары в спину – почки, плечи, лопатки являлись сплошным синяком.
Эрфан вздохнул и швырнул ему полотенце.
– И походка у тебя крестьянская. Воду на тебе возить. Или навоз на поля.
Иноходец, раздраженный, покинул замок в тот же час. И только вечером тренированное ухо Джерри уловило его личную, эрфановскую, музыку открывающегося Межмирья. Раздался голос, и ученик попытался определить, в каком настроении возвратился наставник. Интонация показалась очень мягкой. Пьян, что ли?
Но раздался и второй голос. Не принадлежащий прислуге! Джерри прямо в чем стоял, помчался в большой оружейный зал за любимую занавеску. Эрфан НИКОГДА не водил НИКОГО в свой дом. Чужой голос – как глоток воздуха в подземелье. Кто это?
Тихая ласковая музычка лилась сверху, с Тупиковой лестницы. Эта витая узенькая лестница без перил никуда не вела, упиралась в стену, но Эрфан жуть как любил открывать Межмирье на самом верху. И еще долго не захлопывая нору, на ее мерцающем фоне спускаться вниз. Дикий выпендреж. Эффектно, только когда видишь в первый раз. И если факелы горят вполсилы.
Все было как надо, и факелы едва освещали. Только не для ученика-распустехи повторялось на бис представление. Эрфан шел медленно, боком, чуть накрест переставляя ноги по невысоким ступенькам. Сто раз наблюдая сей фокус, Джерри горячо надеялся, что Эрфан наступит на край своего длинного тяжелого плаща. Сегодня, придерживая плащ левой рукой, правую Иноходец изящным призывным жестом протягивал кому-то…
Из полной тьмы в полумрак обеденной залы вплывал сначала сборчатый подол, потом пояс с кистями, потом окутанные мехом плечи. Женщина?!
Сердце забилось сильнее. Антураж «появления» внезапно показался уместным. Это не девчонка, с какими Джерри было легко молвить словечко о том, о сем. Это – дама. Вон какая осанка. Спускается, будто с небес на землю, да с большим одолжением. Медальонный профиль Эрфана, и в его черной перчатке – женская перчатка, тонкой светлой кожи, с меховой отделкой. Медленное завораживающее шествие, ступенька за ступенькой. Легкая музыка.
Однако, мастер, вздохнул Джерри. Такому нигде не учат. Это природа.
Для полноты впечатлений не хватало только маски. Но некоторые вещи Иноходец чтил невероятно. Маска – для работы.
– Госпожа, мы на месте, – проговорил, как пропел Эрфан. – Горничные, надеюсь, уже приготовили вашу комнату. Не стесняйтесь, распоряжайтесь ими. Это им только на пользу. Распустились без хозяйской руки, а я так часто в отъезде.
«Когда целиком, а когда только крыша», – подумал Джерри.
– О, да, рид Эрфан. Я вижу. Экономят даже освещении!
«Рид» – означает «господин», и причем знатный. Ой ли…
Иноходец засмеялся, тихонько, но как-то многообещающе.
– Каюсь, госпожа, это моя прихоть – полумрак. В нем все кажется таким… – элегантный вензель перчаткой в воздухе. – Таким необыкновенным. У тьмы особая магия, вы не находите?
Отворилась боковая дверь, теперь уже вполне настоящая, Эрфан придержал ее, пропуская гостью, и Джерри потерял их из виду.
Наутро Джерри торчал навытяжку в огромном холодном зале и как мог почтительнее взирал на ночную посетительницу.
Строгая дама с ледяным взглядом светлосерых глаз, невозможно стройная в черном костюме для
