танцев, с волосами «в узел» на затылке и бесстрастным выражением лица стояла, слегка опираясь локтем левой руки на станок. Изящная, небрежная поза.
В странных штанах в обтяжку, с жестким поясом на шнуровке, который заканчивался чуть ли не под грудью, было трудно дышать. И еще было страшно стыдно глядеть на себя в зеркало. Даму же, видимо, это не смущало. Она подошла и вдумчиво обозрела Джерри в течение минимум двадцати минут. Парень залился краской и смотрел в пол.
– Называй меня госпожа Хедер. Я твой хореограф. Как же твое имя?
– Джерри.
– Джерри, – в ее глазах была насмешка, задрав подбородок, она заглядывала в лицо преувеличенно снизу вверх. – Есть ли у тебя имя побольше?
– Джерард, – полу проглоти л он.
– Джерард, – повторила дама, с удовольствием выделив каждую букву «р». – У тебя, говорят, проблемы? А ну, пройдись до окна, я посмотрю.
Он прошелся. Туда, обратно. Женщина нахмурилась – не сердито, оценивающе.
– Да, – сказала она спустя минутку. – Но было бы странно человеку твоего роста порхать по-птичьи. Есть грация фламинго, а есть грация дракона. Каждому свое. А маневренность слабовата лишь потому, что ты не балансируешь, просто бросаешь вес, куда придется. Будем учиться распределять.
– Можно вопрос, госпожа Хедер?
– Да?
Он помялся:
– А мне обязательно носить эти… это…
– Повернись-ка.
Джерри повернулся. Дама за что-то схватилась и дернула с недюжинной силой. Воздуха поубавилось.
– Это корсет, Джерррард, – наставительно сообщила она. – Пожалуй, стоит добавить еще ремень и ошейник для осанки.
Ему захотелось завыть и убежать.
– Ого! – отреагировал Эрфан, появляясь в зале, и окидывая пошлым взглядом униформу воспитанника. – Во что здесь играют?
– Нам нужен канат, – непреложным тоном заявила госпожа Хедер. – И еще музыка.
– Будет вам и музыка, будет и канат.
За неимением личного оркестра Эрфан приволок откуда-то механическую птицу в клетке. И толстенький канат. Насчет музыки Джерри раздумывал, а не открыть ли Межмирье – тренировался, научился, похвастаться не перед кем, и, кстати, его личная мелодия очень ритмична. Но Эрфан давал четкие указания насчет несанкционированных действий. Проще говоря – водить даму Хедер за руку по Межмирью и изображать из себя легендарное существо полагалось только одному человеку.
– Ты собираешься лезть на канат в ботинках? – удивилась хореограф, когда веревка была подвешена, а Эрфан уже откланялся и исчез по делам.
На его семнадцатом эффектном падении с высоты человеческого роста мистресса растерянно поправила в прическе шпильку и жестом подозвала к станку.
– Какие танцы ты знаешь?
Какие? Где же разъезжают театры в повозках? Село, деревня, поле, лес. Такие и танцы.
Учительница по-своему истолковала его молчание:
– Ничего. Не страшно. В принципе, с сотворения мира мало кто добавлял действительно новое движение. И совсем уж неестественных для человеческого тела практически нет. Да они тебе и незачем. Шаг есть самое простое и одновременно самое сложное. Шаг бывает…
Вообще-то Джерри думал, что шаги это то, чем ходят, но такой функции балетмейстеры всех эпох за шагом не признавали. К концу первого занятия Джерри забыл, как ходил до этого, а по-новому еще не научился.
– Ну, как? Полная безнадега? – кивнул в его сторону возвратившийся Эрфан. – Слышал, чтобы у людей руки не оттуда росли, но чтобы ноги…
– Да зря вы так, ноги там в порядке, – не согласилась мистресса. – Хорошие, можно сказать, ноги. У него на удивление классическая ступня канатоходца – длинная, узкая. Но – баланс. Мешает абсолютное отсутствие баланса. Надеюсь, поправимо.
– А ну, на конюшню, – огрызнулся Эрфан, заметив, как завороженно Джерри слушает мнение хореографа о своей персоне. – Или устал? Массаж с розовым маслом не заказать?
На втором занятии госпожа заметила, как сильно стесняется ученик своего вида, и разрешила накидывать сверху рубашку.
Джерри втайне желал новой преподавательнице всего хорошего за вот эти подъемы после первых петухов. Пока не приметил, что она-то просыпается гораздо раньше, да еще в том же самом классе проделывает упражнения, для которых его, например, потребовалось бы вначале сварить. Человеческие конечности ТАК не гнутся! Он устыдился, заткнулся и стал гораздо прилежнее.
С каната Джерри падал. Ноги, которые раньше он ставил при ходьбе основательно, широко, никак не желали шагать в одну линию. Руки, натренированные на резкие удары, не могли освоить легкие, как паутинка, балансировочные взмахи. Ошейник и ремень сводили лопатки и задирали голову, он терял зрительную связь с канатом и рушился вниз. Госпожа Хедер была терпелива и невозмутима.
– Прима-балерина Императорского театра! – сказал как-то Эрфан. – Собственно, я ей предложил такую плату, чтобы она могла купить себе маленький театр в столице. Как-то сходил я на балет… Она была хороша, как богиня, парень, ну и один знакомый меня ей представил. Хотя пришлось поуговаривать. Ты мне во столько обходишься, скажи еще, что учитель тебя ни в грош ни ставит!
Одним прекрасным утром канат порвался. Эрфан распорядился на кухне давать меньше еды. Джерри похудел, что казалось невозможным. Джерри плохо спал ночами.
К оскорблениям Эрфана он привык. Легкие насмешки мадам просто сбивали его с ног.
Однажды он преступно прокрался после полуночи на кухню и стал лазить по кастрюлям. Но обнаружил только дохлый огурец да черствую горбушку. С жадностью попытался отгрызть от хлеба. Хрустнул огурцом, набил полный рот. Потом стало светло. Глотая обдирающую горло снедь, Джерри не сразу понял, что мадам вошла на кухню и теперь стоит, молча наблюдая за ним поверх язычка маленькой свечи. А когда понял, то поперхнулся, закашлялся и чуть не вывернул обратно все до крошки.
Госпожа Хедер поставила подсвечник на пустой каменный стол и подошла. Ее узкая ладонь взлетела, и парень покорно ожидал, например, пощечины. Вместо этого она покачала головой и погладила его по щеке.
– Ешь, – сказала тихо, – ешь. Бедный мальчик.
И одним пальцем осторожно смахнула крошки с его губ. Скользящее, странное движение, от которого почему-то бросило в жар. Джерри переступил босыми ногами по полу, но уйти с кухни, не отодвинув учительницу, было невозможно.
– Для чего тебя так учат? – спросила госпожа Хедер. – Что ты будешь делать?
Он не смог быть честным.
– Охотиться, – сказал, – на волков. Мадам не поверила, вздохнула только. Выдержала паузу.
– Наверное, он думает, что для танца не нужны силы? Тебе требуется гораздо больше еды. Я скажу ему.
– Спасибо, госпожа Хедер.
Она кивнула и, повернувшись, наконец-то ушла с кухни. Джерри схватил огурец и отправился догрызать под одеялом.
Прошло две или три недели, и наконец-то Джерри осилил канат. Но рано радовался, ибо проклятую веревку подвесили выше и сделали длиннее. И тоньше.
В зале же началось ужасное: парные танцы. Эрфан пришел понаблюдать. Если одиночные движения Джерри и выполнял с грехом пополам, то пара… о, боже. Госпожа прекрасно контролировала процесс, она даже приказала парню держать ее за талию. Но сделать шаг никак не могла уговорить.
Джерри стоял, сопел, одной рукой прижимая талию, которую мог сломать нажатием пальца пополам, а
