разысканий. Достаточно сказать, что большинство своих тайных закупок Патера произвел в самых злачных местах больших городов. Париж, Стамбул и т. д. дали ему худшее, что в них было!
Граждане! Теперь, когда я открыл вам глаза, не закрывайте их вновь! Я еще раз призываю вас всех поторопиться со свержением этой твари. И вот вам мой свет:
Большой мир за пределами этой страны семимильными шагами движется к свету будущего! Вы же отстали и вязнете в болоте. Вы не приняли участия в великолепных открытиях новейшего времени; бесчисленные изобретения, несущие миру порядок и счастье, остаются вам неведомы! Граждане, вы поразитесь, когда выберетесь отсюда! Вам снова будут улыбаться синева неба и зелень полей, солнце вернет румянец на ваши восковые щеки; несказанную радость обретете вы в младенцах, которые от вас родятся, и с омерзением будете вспоминать стерильную грязь сонного царства! Держите ухо востро с этим преступным лицедеем!
«Долой Патеру!» — да будет это вашим боевым кличем!
Станьте сыновьями Люцифера!
Для этой прокламации Кастрингиус сделал рисунок: богиня свободы с диадемой на голове держит скрижаль, на обороте которой начертаны слова: свобода, равенство, братство, общество, наука, право. К диадеме прикреплен американский флаг, чей хвост огибает текст воззвания. Для вывешивания и распространения этих красных листовок был нанят Жак со своей шайкой. У юнца Жака была только матушка, отца его никто не знал. Мать, мадам Адриенн, была профессиональной сводницей и владела двумя публичными домами во Французском квартале, который никогда не покидала. Зато Жака с его физиономией висельника можно было встретить везде, где творилось что-нибудь незаконное; он был вроде генерала шпаны, и его выходки, зачастую чрезвычайно отважные, прославили его среди таких же, как он, шалопаев. Американец познакомился с этим типом в забегаловке и тут же нанял его за приличный задаток. Для Жака, зарабатывавшего себе на жизнь такими вещами, о которых неудобно говорить, богатство заокеанского политика являло собой нечто подкупающее. Он с первой же встречи предался Беллу душой и телом и вызвался сколотить из темных личностей французского квартала лейб-гвардию американского Креза.
Разумеется, не все были продажными. Например, негр Готхельф Флаттих из Камеруна, бывший грузчик, заброшенный судьбой в царство грез, стойко противостоял соблазну. Белл знал его еще с прежних времен: чернокожий был женат на одной из его горничных, тоже негритянке. В свое время Белл завоевал его расположение щедрым подарком, и оба от души обрадовались, встретившись в стране грез. Флаттих был силен как бык и необыкновенно добродушен. Но не следовало выводить его из его флегматичного состояния — тогда он становился ужасен. Будучи вдовцом, он занимался дрессировкой птиц. Белл сразу попытался привлечь его на свою сторону, но не встретил у него сочувствия к своим планам. Флаттих был пламенным почитателем Патеры и ни за что на свете не стал бы предавать его. Впоследствии он не принял участия в восстании, продолжая спокойно заниматься своим любимым делом. Он жил во Французском квартале и пользовался там всеобщей любовью. В нашей истории он еще появится.
Вследствие постоянных дебошей и распутства нервное расстройство в стране грез достигло чудовищных масштабов. Такие психические и нервные заболевания, как пляска святого Витта, эпилепсия и истерия превратились в массовые явления. Почти у каждого был нервный тик, многие страдали навязчивыми состояниями. Боязнь открытого пространства, галлюцинации, меланхолии, столбняки распространялись в геометрической прогрессии, но народ продолжал буйствовать, и чем больше происходило самых изуверских самоубийств, тем разнузданнее вели себя массы. В трактирах то и дело происходили кровавые поножовщины. Я забыл, что такое спокойный сон, ночью до меня постоянно доносился шум из кафе. Нравы стремительно падали, везде царила вседозволенность.
Как-то вечером в кафе выступала шансонетка; поначалу все было вполне прилично — бренчание на расстроенном фортепиано, аплодисменты, — но в три часа ночи поднялся визг и смех; я встал и увидел в окно, как пьяная компания покатила субретку, совершенно голую и увешанную гирляндой из бутылок шампанского, в ручной тележке по Длинной улице. Это необычное шествие возглавлял господин лейтенант де Неми с обнаженной шпагой в руке.
Альфред Блюменштих, известный благотворитель, в последнее время стал частенько наведываться к девяти сироткам госпожи Гольдшлегер. Рассказывали, что его в основном интересуют две старшие девочки. Он приезжал с большими коробками конфет и исчезал за дверью, которую охранял сам папаша, чтобы господина Блюменштиха никто не мог потревожить.
На смену алкоголю все чаще приходили эфир и опи ум; люди не стеснялись ставить себе уколы прямо на улице, только бы подстегнуть или успокоить больные нервы.
То, что подобные обстоятельства неминуемо должны были повлечь за собой катастрофу, понимали лишь немногие проницательные головы, с ужасом наблюдая за растущим беспокойством в поведении полубезумных масс. Таинственные пронзительные вопли, разносившиеся по ночным улицам, будоражили меня сверх меры; быстрота развития событий сообщала жизни что-то призрачное, почти иллюзорное.
Если к этому добавить душный, горячий воздух, призрачное грозовое свечение — яркие вспышки, то и дело возникавшие на пепельном небе, то нетрудно составить себе приблизительное представление о том, что я чувствовал в те дни.
А тут еще эта прокламация — она была вывешена на каждом углу, доставлена в каждый дом, резко обострив противостояние между партией американца и верными Патере гражданами. Воистину настали худые времена.
Вторая глава. Внешний мир
Цивилизованный мир уже добрых двенадцать лет пребывал в неведении относительно существования страны грез. Разумеется, были случаи внезапных и необъяснимых исчезновений людей. Многих видели в дороге, на поездах и пароходах, но все последующие поиски ни к чему не приводили. Пока речь шла о людях, состоявших не в ладу с цивилизованной жизнью и имевших причины скрыться, это мало кого трогало. Мир не проявляет большого интереса к аутсайдерам.
Куда чувствительнее реагировало общество на загадочные исчезновения известных представителей научных, артистических или финансовых кругов. В большинстве случаев родные и близкие спустя две-три недели получали какую-нибудь весточку — как правило, письмо в несколько строк. Но что можно было извлечь из таких сообщений, как: «Не ищите меня, я хорошо устроился», или: «Из-за непредвиденных обстоятельств освобождаю тебя от данных мне обязательств», или: «Прощайте все и не поминайте лихом»?
Мысль о том, что у всех этих исчезновений — одна общая причина, никому не приходила в голову. Полиция была бессильна.
Самым нашумевшим случаем была пропажа принцессы фон X. Положим, исчезновения высокородных дам случались и раньше, но это были особы более молодого возраста. А на сей раз старуха, которой и дома жилось неплохо. В последний раз ее видели на черноморском побережье, где она обратила на себя внимание турецких носильщиков своей крайней скупостью на чаевые. Поэтому признаку ее и узнали. От ее исчезновения серьезно пострадали лишь несколько племянников и племянниц, рассчитывавших на наследство. К несчастью, пожилая аристократка захватила с собой все свое состояние. Принцессу так и не нашли.
Вскоре за этим последовал случай с американским миллиардером Беллом. Он привлек внимание общества к царству грез и в конечном счете побудил его к действиям. Этот мясоконсервный король неведомо каким образом прослышал об удивительной стране и вбил себе в голову стать ее гражданином. На немедленное предположение близких, что он страдает душевной болезнью, Белл ответил выпиской
