А. СОБОЛЕВ. БИОГРАФИЧЕСКИЙ ОЧЕРК
18 мая 1920 года ночным поездом из Москвы в Петроград возвращался Александр Александрович Блок. Позади была десятидневная утомительная поездка, вместившая несколько публичных выступлений и светских раутов; что было впереди – мы знаем (и, боюсь, он знал тоже, хотя и в общих чертах). Его чтения в Москве имели большой успех (свидетель фиксировал: «Девицы и молодые люди осаждали его с альбомчиками, прося автограф. Он улыбался и покорно писал» [1]); следствием этого явился большой урожай поданных из зала и врученных с нарочным писем и записочек. Одна из них (получатель пометил: «в Москве – май 1920») гласила:
Александр Александрович,
Мне бы не хотелось, чтобы Вы уехали и я бы ничего Вам не сказала.
Познакомиться? Только для того, чтобы услыхать несколько обыкновенно произносимых в таком случае фраз, – я не хочу. А мне надо сказать Вам, что давно, давно я ждала Вас, мечтала об этой встрече: я не знала какой Вы и не видела никогда Ваших портретов. Но писала о Вас стихи. Я должна Вам сказать, что Вы удивительный, гениальный, необыкновенный поэт. Я преклоняюсь перед Вами.
Я не умею писать такие письма, потом я взволнована.
Попрошу Эйгеса передать Вам это письмо.
Александр Александрович, это не сантиментальность, – это искренний порыв. Вы мне дали так много, Ваши книги, переплетенные как евангелие, давно на моем столе.
Крепко жму Вашу руку,
дорогой и любимый [2]
Подписано письмо было так: Наталия Кугушева.
Наталия Петровна Кугушева родилась в Москве 24 сентября 1899 года. Ее род – татарский, княжеский, разветвленный, богатый – владел имениями в Пензенской, Тамбовской, Тульской и Уфимской губерниях; впрочем, в этом раскидистом родословном древе [3] не так-то просто отыскать нашу героиню: сама она там не значится, а кто из двух подходящих Петров (Петр Иванович (1871–1951), женатый на Лидии N, и Петр Иванович, про которого известен только год рождения - 1865) мог бы оказаться ее родителем, в настоящий момент установить невозможно [4] . Отца она почти не знала: с 1904 года он жил безвылазно за границей; мать (урожденная Шильдер) вторично вышла замуж [5]. Судя по редким упоминаниям в стихах и переписке, у Кугушевой была сестра – судьба ее мне неизвестна.
Полвека спустя, обсуждая с приятелем чей-то московский адрес, она случайно обмолвится: «В том районе я никогда не бывала, а жила всегда в чрезвычайно фешенебельных кварталах и домах»[6] (звучало бы надменно, если бы не обстоятельства, о коих впредь); юность проходит в Москве с недолгими летними вояжами, только в начале войны они уезжают в Уфу, ближе к родственникам отца: «Мы жили в Уфе с осени 1914 (когда началась война) до осени 1915 г. Год жили. Сперва в гостинице “Россия”. Потом сняли дом у старушки-польки по улице, которая вела к “Поповским”, “Архиерейским” оврагам, забыла название. Я очень любила уходить на меловые утесы на Белой, там ложилась на живот и смотрела вниз. Или стояла на утесе и орала (буквально) стихи. Книги брала в аксаковской библиотеке»[7]. Первое стихотворение она написала еще в детстве: «<…> несколько дней у меня что-то ритмическое отстукивало внутри, а потом я заболела, потом написалось, я была настолько потрясена этим, что начала кричать и позвала маму. Мама удивилась и даже спросила, не списала ли я откуда-нибудь»[8]. В 1917 году она заканчивает гимназию.
Между 1918 и 1922 годами «грациозное, струнчатое щебетание хорошенькой, как боярышня на картине Маковского, Наташи Кугушевой»[9] – непременный компонент бурной московской литературной жизни. Она учится в «Брюсовском» институте (1921–1922, не доучилась) и участвует в организации Всероссийского союза поэтов (1918), заседает в кафе «Домино» и читает стихи на поэтических вечерах, которые проходят чуть ли не ежедневно[10].
В автобиографии 1923 года она написала: «Состою членом почти всех литературных организаций Москвы»[11], – что чистая правда. В 1919 году она входила в состав эфемерной группы «Желтый дом», от которой не осталось ничего, кроме хроникальной заметки и списка участников[12]; в 1920-м она числится в рядах несравненно более известной и результативной «Зеленой мастерской» – наряду с З. Хацревиным, Я. Полонским, Надеждой Вольпин и Вениамином Кавериным. Последний, не называя ее имени, вспоминал «грустную <…> девушку с необыкновенно большими глазами, о которой говорили, что она – бывшая княжна – истинная поэтесса, насколько я могу судить по воспоминаниям тех лет»[13]. Похожий портрет рисует и Надежда Вольпин: «Талантливая Наталья Кугушева (в прошлом княжна Кугушева) <…> с красивым лицом, длинными стройными ногами <…> синими печальными глазами и чуть приглушенным чарующим голосом»[14]. Под маркой «Зеленой мастерской» должен был выйти сборник ее стихов «Некрашенные весла» (он объявлен среди готовящихся в книге Полонского «Вино волос»), но этого не случилось. Вторая попытка выпустить эти же «Весла» была предпринята в 1922 году и оказалась столь же безуспешной, даром что анонсировался сборник в том числе и в берлинской «Новой русской книге»[15]. «Две книги стихов готовы к печати. Одну купило к-во Новый Мир, но книга выходит уже год и вряд ли выйдет», – писала Кугушева Заволокину в мае 1923 года[16].
Ее литературные предпочтения лучше всего описываются пущенным тогда же в обиход термином «неоклассицизм»: несмотря на готовность участвовать в группах с эксцентрическими декларациями (она выступает на вечере «презантистов» 16 июля 1920 года и практически заносит перо, чтобы подписаться под хартией экспрессионистов, – но ревнивый родоначальник движения Ипполит Соколов вдруг решает, что лучше ему остаться единственным), наиболее органично она смотрится среди эстетически не экстравагантных поэтов – в «Литературном особняке», где она значится со дня основания и где 13 декабря 1920 года коллега П. И. Карамышев читал доклад «О творчестве Н. Кугушевой».
В дисперсной литературной жизни начала 1920-х годов победители и аутсайдеры разъединены; Кугушева, конечно, среди последних (что лучше всего демонстрирует ее участие в группе люминистов[17]: трое забыты, один убит), но и знакомства ее среди будущих
