близкая подруга умерла, другая заболела, никто мне не помогает. Конечно, в инвалидный дом ехать мне не хочется, но больше делать нечего»[44]. В 1961 году ее отправляют в инвалидный дом (ст. Кучино Горьковской ж.д.) – родственников у нее нет, а немногочисленные живые друзья сами нуждаются в уходе. Рачительное государство немедленно среагировало: «У меня неприятность. Меня лишили пенсии, т.к. я нахожусь на гособеспечении», – пишет (диктует) она в одном из последних писем. – «Уж очень мне скучно и тоскливо»[45].
Она умерла 22 апреля 1964 года. Могила ее не сохранилась.
ПРИМЕЧАНИЯ
Творческое наследие H. П. Кугушевой вопреки обстоятельствам сохранилось с изрядной полнотой. При жизни ей удалось напечатать менее тридцати стихотворений – между 1920 и 1929 годами. В начале 1920-х годов готовились к печати два сборника ее стихов [46], причем один из них – «Некрашеные весла» – даже печатно анонсировался в изданиях литературной группы «Зеленая мастерская»[47]. Много лет спустя, вспоминая об оставленном в московской квартире архиве, она уточняла: «А у меня очень много было стихов в сундуке, даже были, я, две “книги”, сброшюрованные <…> одна самая ранняя называлась “Некрашеные весла”, а другая, кажется, “Проржавленные дни”»[48].
В годы казахстанской ссылки, когда даже эфемерные надежды на публикацию иссякли, Кугушева почти ежемесячно отправляла своим постоянным корреспондентам автографы новых стихотворений, надеясь тем самым спасти их от забвения. По счастливой случайности, из четырех крупных корпусов ее писем – к А. Н. Златовратскому, Н. Н. Минаеву, Д. И. Шепеленко и М.Н. Яковлевой – первые три сохранились практически безупречно. В ее эпистолярии этих лет тема физического сбережения стихов прямо или завуалированно возникает постоянно: «И мне очень жаль, если я умру здесь, то пропадет моя тетрадь со стихами. Ведь даже некому ее поручить отправить хотя бы Вам»[49]; «Пиитствовать, в сущности, совершенно бесполезное занятие, оно никому не нужно, а тем более мне, после меня всё пропадет, хорошо, если будут разжигать печку. А у меня много здесь. Но я совершенно не могу бросить, как ни старалась»[50].
Опасения отчасти оправдались – при спешном выезде из Казахстана в Малоярославец в начале мая 1956 года Кугушева была вынуждена раздать или сжечь почти все свои вещи, в том числе и основную часть архива; по приезде в Москву она обнаружила, что оставленный на хранение сундук с ее рукописями и книгами пуст. Осенью того же года она собирает у своих корреспондентов сохраненные ими автографы стихов, чтобы сделать копию. Ее ближайшая подруга, поэт и профессиональная машинистка Мария Николаевна Яковлева, которая, собственно, устроила ее переезд в Малоярославец, собирается заняться этим с первых дней 1957 года, но срочная работа и болезнь откладывают начало работы на несколько месяцев. К концу октября тиражом в три экземпляра были отпечатаны шесть тетрадок под общим названием «Казахстанский дневник». (Из-за дефицита бумаги стихи отпечатаны очень плотно, с минимальным интервалом, на двух сторонах листа.) Один экземпляр предназначался для И.Н. Розанова, с которым Кугушева была знакома с начала 1920-х годов, но отношений не поддерживала[51]. Второй был отправлен в Центральный Государственный архив литературы и искусства (ныне РГАЛИ), куда она еще раньше передала рукописи своего покойного мужа, М.Г. Сивачева: «Что я сделала хорошего, – это в Музей отправила свои стихи, которые зав. музеем просил меня прислать. Будут храниться вместе с книгами и рукописями мужа моет, Сивачева. Я очень рада, хотя за это не получу ни копейки. Вы знаете, что мне, после смерти моей, их некому оставить. А моя хозяйка продаст их на обертку селедок. И это в лучшем случае. Ну теперь они на месте. Пусть лежат»[52] . Судьба третьего экземпляра на сегодняшний день неизвестна.
С этого момента имя и стихи Кугушевой были забыты на несколько десятилетий. В начале 1990-х годов несколько ее стихотворений напечатала Нина Мироновна Рубашева, сотрудница ГЛМ[53]; она же подготовила сборник ее стихов, вышедший в 2003 году тиражом в 110 экземпляров[54].
В основу настоящего издания положен текст машинописи «Казахстанского дневника», фиксирующий последнюю авторскую волю для стихотворений периода ссылки. Его предваряют все разысканные на сегодняшний день стихотворения 1920-1941 годов; большая часть их печатается по прижизненным публикациям, меньшая – по сохранившимся автографам, в том числе и позднейшим. Завершают книгу несколько стихотворений, хронологически современных «Казахстанскому дневнику», но по каким-то причинам не попавших в его состав. За пределами книги, поневоле ограниченной фиксированным объемом, осталась ощутимая часть стихотворений 1940-1950-х годов.
Пользуюсь случаем принести живейшую благодарность Льву Михайловичу Турчинскому за беседы и участие, Наталье Николаевне Соболевой за помощь и внимание, сотрудникам РГАЛИ, РГБ и ГЛМ за трудолюбие и долготерпение — и всем, принимавшим участие в интернет-обсуждении первого варианта статьи, за щедрость и благожелательность.
ГЛМ – Отдел рукописных фондов Государственного Литературного музея.
КД – Сивачева Н. Казахстанский дневник. Стихи. Тетрадь 1-6. Малоярославец, 1957. [Машинописный сборник] // РГАЛИ. Ф. 455. Оп. 1. Ед. хр. 119.
НВ – Кугушева Наталья. Некрашеные весла. Стихотворения (1920— 1456). Составление, подготовка текста и вступительная статья Н. М. Рубашевой. М., 2003.
РГАЛИ – Российский Государственный архив литературы и искусства.
РГБ – Научно-исследовательский отдел рукописей Российской Государственной библиотеки.
Безумный вальс («Кому предугадать развитье партитуры…»).Голгофа строф: Стихи. Рязань, 1920. С. 9.
Письмо («Я ушла.Совсем. Так надо…»).Голгофа строф: Стихи. Рязань, 1920. С. 10. Лотерея-аллегри – тип лотереи, в которой выигрыш (или его отсутствие) становится очевидным сразу после приобретения билета.
«В лохмотья слов, как в гамлетовский плащ…». Плетень: Стихи. Пг., 1921. С. 5; печ. по Альманах «Литературного особняка». № 1. М., 1922. С. 15. Датируется по первой публикации.
«Ты хочешь быть чужим – пожалуйста…». ГЛМ. Ф. 366. Оп. 1. Ед. хр. 3. Л. 68 (как и два последующих ст-ния, восстановлено автором по памяти в 1950-е годы; было приложено к недатированному (1951?) письму к Д. Шепеленко).
«Двадцать первого лета золотого как персик…». ГЛМ. Ф. 366. on. 1. Ед. хр. 3. Л. 68 об. (было приложено к одному из писем к Д. Шепеленко, вероятно, 1951 года, с примечанием: «Пишу по памяти, может что-нибудь переврала»). Тирс – жезл, увитый плющом и виноградом; атрибут дионисийских мистерий.
«Храню любовь, как некий чудный дар…». ГЛМ. Ф. 366. Оп. 1. Ед. хр. 3. Л. 68 об. (было приложено к одному из писем к Д. Шепеленко, вероятно, 1951 года).
«Тополями пропахли шальные недели…». Плетень. Стихи. Пг., 1921. С. 5.
«О, трудный путь заржавленных разлук…». Плетень: Стихи. Пг., 1921. С. 5, с вариантом первой строки («О, горький хмель заржавленных разлук») и указанием даты и места написания. Печ. по: Соло: Первый сборник стихов. [М., 1921]. С. 20.
Из цикла «Проржавленные дни» («Скрипят проржавленные дни…»). Литературно-
