даже можем несколько увеличить сумму вашего вознаграждения.
– Нет, вам придется все сделать самим, – покачал головой Михаил.
– Это окончательное ваше решение?
– Да, окончательное.
– Тогда, – замманец тяжело вздохнул и решительно продолжил: – Нам и в самом деле придется прибегнуть к этому суду линча.
– Это будет разумным решением, – промолвил Михаил. – А сейчас мне нужно уйти. У меня есть кое- какие дела.
Еще раз поблагодарив Аполлония, он вышел из дома. Закрывая дверь, он услышал голос иллурианца:
– Неужели нам и в самом деле придется прибегнуть к этому линчу?
И задумчивый голос замманца:
– Похоже, иного выхода у нас не остается. Этот молодой абаузианец прав в одном…
Направляясь к калитке, Михаил подумал, что, кажется, брошенное им семя упало в благодатную почву. Может быть, оно даже взойдет. И чем скорее, тем лучше.
Его беспокоило то, что драка произошла так близко от дома профессора. Рагниты о ней наверняка уже знают. Что стоит им приказать перетрясти несколько домов, тех, которые расположены поблизости от места драки? Наверняка они так и сделают. Но попозже. Может быть, вечером.
Если только четверо заговорщиков не решатся подбить население инопланетного квартала на суд линча. Если им это удастся… Если они на это решатся… Ну тогда, хо-хо, комитетчикам станет не до выполнения приказа их патронов. Им придется спасать свои жизни.
Может быть, встреча с этим Аполлонием все-таки относится к разряду неожиданных удач?
Брадо вышел на улицу и, сунув руку в карман, в котором лежал унипистолет, пошел в ту сторону, где должен был находиться дом космофлориста.
Улица была пустынна. Инопланетный район замер, словно бы вымер. Затишье перед бурей.
Михаилу хотелось на это надеяться. Буря сейчас ему была нужна, поскольку в бурю вода становится мутной. А в мутной воде такой рыбке, как он, легче спрятаться.
«Хотя, – подумал он. – Не выдаю ли я желаемое за действительность? Может быть, у четырех заговорщиков хватит решимости лишь на то, чтобы вспомнить еще несколько десятков сражений, в которых участвовали их предки, да с жаром о них поспорить».
Как бы то ни было, но до дома космофлориста он добрался без всяких происшествий.
Улица была по-прежнему пустынна. Хорошо понимая, что ходить по инопланетному кварталу в облике абаузианца стало опасно, Михаил задержался перед дверью дома и изменил свое лицо.
Теперь он превратился в адалидца, уроженца небольшой, расположенной на значительном удалении от Земли планеты. Адалидцы очень походили на людей, если не считать того, что у каждого из них на лбу был крохотный третий глаз. К счастью, этот третий глаз не видел и был всего лишь рудиментарным органом. Настоящий дополнительный орган зрения не мог сотворить даже пластисимбиот.
Дом, в котором жил космофлорист, был трехэтажным. Поднимаясь по лестнице на третий этаж, Михаил прошел мимо нескольких дверей. Из-за одной доносилась оживленная перебранка на каком-то инопланетном языке. Еще из-за одной слышался голос диктора галоновостей:
– … Главный центурион на вопросы журналистов со всей убедительностью заявил, что прорвавшееся на планету кровожадное чудовище будет остановлено.
Больше убийств не будет. Не пройдет и суток, как повинный во многих преступлениях землянин предстанет перед справедливым и безжалостным судом нашей планеты. На имя главного центуриона пришло множество прошений от желающих лично накинуть пеньковый галстук на шею этого…
Продолжив подниматься на третий этаж, «кровожадное чудовище» усмехнулось.
«Долго же им придется ждать этой возможности, – подумал Михаил. – Уж по крайней мере я попытаюсь живым в руки центурионов не даться».
Наконец он оказался перед биопластиковой дверью синего цвета, на которой висела аккуратная табличка:
«Высокорожденный биром космофлористики Зарул Барарум. Планета Чмара».
«Только бы он оказался дома», – подумал Михаил, нажимая кнопку звонка.
Профессор и в самом деле был уроженцем планеты Чмара. Прозрачные надкрылья говорили о его почтенном возрасте, обросшие синеватым мхом усики о том, что он и в самом деле благородного происхождения.
– Чем могу служить? – учтиво прожужжал Зарул Барарум.
Исполнив приветствие, которым обычно обмениваются на планете Апалида, Михаил почтительно встал на четвереньки и обнюхал все шесть ног профессора.
«Дьявол, – про себя чертыхнулся он. – И угораздило же меня выбрать образ адалидца. Совсем забыл об их обычаях. Но что сделано, то сделано. Если я адалидец, то и вести себя должен соответственно».
В знак вежливости приподняв надкрылья, биром снова осведомился, что нужно его посетителю.
Поднявшись с колен, Михаил вытащил из кармана найденный в комнате Хаки лист дерева.
– Вы считаетесь одним из светил уважаемой науки космофлористики, – почтительно сказал он. – Поэтому я решил обратиться именно к вам. Меня очень интересует этот лист дерева. Не могли бы вы сказать, на какой планете произрастают подобные деревья и чем они характерны.
Биром протянул правую хватательную лапку, бережно взял лист и внимательно его осмотрел.
– Это не очень трудно, – сказал он. – Даже совсем нетрудно. Проходите.
Судя по тому, что надкрылья бирома оставались неподвижными, он был совершенно спокоен. Видимо, таинственный древесный лист был для него чем-то обычным и не представляющим большого интереса.
Вслед за космофлористом Михаил прошел в кабинет, где царил полный и образцовый порядок. Михаил понюхал воздух. В нем витало множество запахов, по большей части приятных, но среди них попадались и резкие, тяжелые, неприятные.
Запах инопланетных растений.
Ну да, ведь именно с ними работает Зарул Барарум.
Между тем космофлорист уселся в мягкое, тотчас же принявшее форму его тела кресло, стоявшее возле стола, взял толстую книгу и стал ее перелистывать.
Михаил замер.
Сейчас он узнает, что это за лист и почему он был так ценен для Хаки. Может, космофлорист наконец даст ему ключ, с помощью которого он поймет загаданную бетулийцем загадку.
– Старой маргароны лист… – бормотал космофлорист. – Нет, не то… А если посмотреть здесь? Блоднозика немушная, сложноцветущая двойным образом… Нет, и это не совсем то…
Пролистнув еще с десяток страниц, он удовлетворенно зажужжал. Потом взял лист, сравнил его с рисунком в книге.
– Он самый? – рискнул спросить Михаил.
– Он. Лист дерева шарафей. Одного из самых распространенных на планете Фостера. Встречается почти повсеместно. Плодоносит раз в год стручками, похожими на стручки обычной земной акации. Стручки эти несъедобны. Отличается повышенной прочностью древесины. Из листьев дерева, соответствующим образом их обработав, местные жители делают хмельной напиток. Некоторыми племенами почитается как священное дерево, но культ этот с развитием эпохи космических перелетов пришел в совершеннейший упадок. Все.
– Все? – упавшим голосом спросил Михаил. Он чувствововал себя как ребенок, долго разворачивавший красочную обертку и уже предвкушавший найти под ней великолепную игрушку. Однако обертка развернулась, но под ней не оказалось ничего. Или почти ничего.
– А что вы еще хотели? Конечно, если поискать должным образом, можно узнать об этом дереве кое- какие дополнительные сведения. Но на это потребуется много времени, может быть, часов пять-шесть. Если вы желаете, я проведу необходимые изыскания. Но тогда вам придется мне заплатить, а также объяснить, чем вызвано такое любопытство к листу совершенно ординарного, ничем не выдающегося дерева.
– Нет, того, что вы сказали, мне вполне достаточно, – поспешно сказал Михаил. – Я на этой планете проездом и уже через пару часов отправлюсь дальше.
– В таком случае, – развел хватательными лапками космофлорист, – ничем не могу вам помочь.
