паспортным данным, Котлов спросил:
— Скажите, Елена Васильевна, вы знакомы с Абдуллой Хасановичем Бабаевым?
— Знаю, кто это такой, но не знакома, — отвечала она своим нежным голоском, который все еще стоял у меня в ушах словами песни «Ты мое дыхание...».
— Хорошо. А знаете ли вы Васильеву Ольгу Дмитриевну?
— Вы меня уже об этом спрашивали, — отвечала Лена.
— Да, спрашивал. Спрашиваю еще раз.
— Васильеву знаю. Мы с ней катались.
— Когда вы с ней встречались в последний раз? И где?
— Здесь, наверное, — ответила Кораблева после короткого раздумья, — в прошлом году.
— Наверное или точно?
— Да, точно. С тех пор я ее не видела.
— Значит, в Москве вы с ней не встречались?
— Значит, — опустила голову Лена, но тут же встрепенулась. — Хотя... на каком-то вечере, в кинотеатре «Зарядье», по-моему...
— Что?
— Да ничего. Просто видела ее, здоровались. Где-то весной...
— Что вы можете сказать о Васильевой? Об ее характере, привычках, знакомых? — Голос Андрея звучал бесстрастно и монотонно.
— Мы не были близки, — теребила в руках свою спортивную шапочку Кораблева, — так... знали друг друга, катались, но не дружили особенно. Что я могу сказать? Она общительная, контактная, веселая. Любит компанию, приходит всегда, когда мы поем. А больше... не знаю, что и сказать.
Котлов долго писал протокол, дал ей подписать его уже после отбоя. Так что Николай пришел к нам уже в первом часу.
Внешне Коля Кораблев — полная противоположность Леночки. Он высокий и здоровый. В последнее время начал что-то полнеть. Он старше Леночки лет на десять. Николай совершенно лысый. Кораблев всегда был мне симпатичен своей прямотой, открытостью и естественностью. Он откровенно лысый. Бывают лысые, которые притворяются нелысыми. Отпускают сбоку головы волосы и зачесывают их на лысину. Да еще напомаживают, чтобы держались. А это сооружение возьми да тресни... А то еще хуже, свалятся эти отращённые волосы и повиснут вдоль уха. Ну, лысый человек, без волос на голове, что тут плохого? Какой есть. У Коли такого комплекса не было.
Котлов долдонил все одно и то же, и мне порядком это надоело. Но вот на вопрос Андрея, знаком ли Николай с Абдуллой, Кораблев ответил: «Не имею чести». Я стал слушать.
— Может быть, вы бывали с ним в одной компании? — спрашивал Андрей.
— Нет, это не моя компания, — отвечал Николай, сдерживая раздражение.
— Стало быть, вы и дома у него не бывали? В коттедже?
— Не бывал, — отвечал Кораблев.
Дав ему подписать протокол, Котлов отпустил Кораблева и посмотрел на меня:
— Ну, что скажете?
— Непонятно, — пожал я плечами.
— Что тут непонятного?
— Непонятно, зачем ему врать.
— Но понятно, что врет.
— Если бы он был приятелем Абдуллы, он не стоял бы в очереди на подъемник, — сказал я. — Он имел бы пропуск. А то такой человек, общий любимец, можно сказать, и не имеет пропуска. Я их давно знаю, не такие они люди...
— Меня не интересуют лирические отступления, — довольно грубо перебил меня Котлов, — меня интересуют факты. Восемнадцатого ноября Кораблевы, по их словам, целый день находились дома. Живут они одни, детей нет. Никто к ним не приходил, подтвердить это некому. Не кажется ли вам странным, что такие активные люди, певцы и гитаристы, сидят в выходной день дома и никуда не выходят? Даже в магазин.
Нет, странным мне это не казалось. Может быть, люди читали, может быть, просто отдыхали. Но что толку спорить? Коля — убийца? Тем более Леночка? Они прекрасная пара, мы всегда любовались их трогательными отношениями, они слыли примером любви и постоянства. Но в то же время зачем ему врать? Не могли же ошибиться сразу двое — Шамиль и Юра Амарян...
— Чепуха... — сказал я. — Надо же иметь хоть какую-то интуицию.
Котлов зло взглянул на меня, хотел что-то сказать, но промолчал и отвернулся.
Весь следующий день валил снег, канатка не работала и люди слонялись без дела. Проторили в глубоком снегу дорожку к магазину, собирались в шашлычных, сидели в библиотеке, смотрели два фильма подряд. Котлов корпел над личными делами и запирался с директором гостиницы Козловым. И тут вдруг Глеб Голубев пригласил нас с Андреем на кофе. Будет, дескать, несколько друзей и они с Катей рады будут нас видеть.
Номер Голубева состоял из двух комнат, прихожей и глубокой ниши в стене, куда складывались рюкзаки и ставились лыжи. Большая комната — гостиная. С диваном, креслами и зеркальным трельяжем, малая — спальня и тоже с трельяжем. Телевизор, холодильник, платяной шкаф. Сколько бываю в «Актау», никогда не пользовался жильем так вольготно.
Первой, кого я увидел, войдя в гостиную, была та самая немолодая женщина из «ворон», что каталась в белом костюме и нагло шлепала по лыжам стоящих в очереди, не обращая внимания на нелестные для нее выкрики. В другое время я повернулся бы и ушел, не наша это компания. Но пришлось улыбаться. Улыбка у меня получилась довольно кривая. В углу сидел в кресле Юра Амарян, а на диване — Кораблевы.
— Александр Владимирович, наш замечательный тренер, — представил меня своей даме и «вороне» Голубев. — У Александра Владимировича своя система обучения, он творит чудеса с новичками. Недаром он профессор.
— Доцент, — поправил я его.
— Но все равно! А это Марианна Львовна, наш ученый, — повернулся Голубев к женщине в белом.
Я поклонился кивком головы.
— С Катей вы незнакомы? Нет? Познакомьтесь.
Его приятельница протянула мне руку с уверенным видом сознающей свою привлекательность женщины.
— Очень рад, — склонился я к ее руке. — Мой друг — Андрей Петрович, журналист, — кивнул я в сторону Андрея.
В отличие от меня, Котлов не стал целовать руку даме, он только пожал ее и спросил:
— Екатерина... А как по отчеству?
— Просто Катя, — ответила она с доброй и искренней улыбкой. — Так я чувствую себя моложе.
У нее были золотистого оттенка светлые волосы, вздернутые, изящно изогнутые брови на высоком лбу и большие карие глаза. Красивое лицо. Красивое не только правильными чертами, но и струящейся из глаз добротой, спокойствием и достоинством. Фигурой же она просто секс-бомба: высокая грудь, узкая талия и крутые, будто пиковый туз, бедра. Просторная куртка финского тренировочного костюма как бы служила доказательством того, что женские формы невозможно скрыть никакой одеждой. Двигалась она как-то особенно женственно.
