– Я в ментовские блокноты не заглядываю, – начал я осторожно «прощупывать» следователя. – Может, этого самого Мохова я и встречал когда-нибудь, да только он мне не представился как легавый. Если вы мне устроите с ним очную ставку, я, возможно, и опознаю его в лицо. Очная ставка – это лучше, нежели чтение чужой записной книжки или блокнота…
– К сожалению, очная ставка пока исключается. Василий Мохов находится в больнице. Его ранили в перестрелке.
«Плохо дело, – лихорадочно соображал я. – Вася был для меня единственным связующим звеном с органами. Сколько он еще проваляется на больничной койке? Как серьезно ранен? Видимо, пока мне придется действовать автономно. Но, по крайней мере, теперь я знаю точно, что Мохов не предатель. В своего человека бандиты не стали бы стрелять…»
– Так чего же вы хотите от меня, гражданин следователь? – прикинулся я наивным простачком.
– Чтобы вы доказали свою непричастность к покушению на Василия Мохова.
– А позвольте узнать, когда в него стреляли?
– Вчера утром.
– Вчера утром я был в гостинице.
– И что же вы делали в гостинице?
– Спал. Я обычно первую половину ночи страдаю от бессонницы, зато вторую половину ночи и все утро сплю, как убитый. Наверняка, дежурная по этажу и швейцар у дверей подтвердят, что я в это время никуда не выходил.
В кабинете воцарилась напряженная тишина. Следователь крутил в руках дешевую шариковую ручку, постукивая по гладкой поверхности стола то стержнем, то колпачком, и угрюмо смотрел на меня. Это молчание свидетельствовало о том, что он мне не верит и ждет от меня дополнительных пояснений.
Но я хорошо знал привычку следователей – «давить на характер», пока у подозреваемого не сдадут окончательно нервы и он не начнет «раскалываться». И потому не нарушал молчания, тупо глядя в переносицу Кодакова. Наконец, тот устал молчать и сказал:
– Два часа тому назад я навестил Василия Мохова в больнице. Он чувствовал себя достаточно хорошо для того, чтобы принять меня. Я рассказал ему о том, что задержал вас, потому что меня насторожила запись в его записной книжке. И тогда он без каких-либо объяснений приказал мне освободить вас. Как вы объясните этот факт?
«Ну, порадовал ты меня, приятель! – возликовал я. – Значит, дела обстоят не так уж плохо. Видимо, Вася Мохов быстро оклемается, и мы с ним еще наделаем делов!»
– Этот факт вам должен объяснять ваш начальник, – независимо пожал я плечами. – Но я, кажется, догадываюсь, почему ваш шеф меня пометил…
– Почему же?
– Некоторое время я был связан с криминальным бизнесом в Москве, – начал я «гнать волну», – и ваш начальник, видимо, подумал, что я смогу быть полезен ему. Но он ошибается. Ко мне и раньше обращались из милиции с предложениями поставлять кое-какую информацию о своих прежних знакомствах. Но я отказал тогда и намерен отказать и теперь, вашему шефу. Я завязал с этим делом. Я хочу жить честно. Я не намерен вновь проникать в преступную среду, чтобы помогать вам. Справляйтесь со своими обязанностями сами, без моей помощи. Так и передайте это своему Мохову, когда он выздоровеет.
Вновь в комнате повисла тягостная пауза. Через минуту тишину нарушил Кодаков:
– То, что вы мне сказали, звучит неубедительно… В этот момент, скосив глаза направо, в сторону раскрытого окна, я увидел ствол винтовки, высунутый из тюремной камеры и направленный прямо на следователя. Так вот в чем дело! Значит, оружие доставили в тюрьму в расчете не на арестантский «шухер», а для ликвидации конкретного мента! Сообразив это, я крикнул:
– Мне не нравится здешний режим!
– Что? – оторопело воззрился на меня следователь. Но времени на объяснения уже не было. Вскочив со своего места, я бросился на Кодакова и повалил его на пол, прикрывая своим телом. Это было сделано вовремя. Буквально через секунду в письменный стол, где только что сидел следователь, впилась пуля. От стола откололась щепка.
Следующая пуля прошла буквально в нескольких сантиметрах от моей головы. Ударившись о металлическую ручку стула, она отлетела рикошетом и попала в потолок, отколов большой кусок штукатурки, который с неприятным хрустом упал на пол. Спустя несколько секунд послышались две автоматные очереди.
Кодаков спихнул меня с себя, вскочил на ноги и опрометью выскочил из кабинета.
– Оставайся здесь! – крикнул он с порога. – Я узнаю, что там произошло!
«Мог бы и не спешить, – подумал я, поднимаясь и усаживаясь в кресло, с которого минуту назад прыгнул тигром. – Ясно ведь, что обитатель той камеры, из которой сейчас велся прицельный огонь, уже покойник. Можно сказать, классическое покушение! Чисто сработано – и объект чуть не прикончили, и от исполнителя сразу освободились. Только мое присутствие никак не вписывалось в этот варварский план».
Спустя несколько минут вернулся Кодаков. Он сел за стол и грязно выругался.
– Придурки! Охранники сразу же изрешетили зека из автоматов, едва только увидели у него в руках винтовку! Еще на инструкцию ссылаются, дебилы! Он был мне нужен живым! А что я возьму с трупа!
«Он бы тебе все равно ничего не сказал, – подумал я. – Вероятно, это был агент-смертник, которому безразлично, из чьих рук принять смерть».
Немного помолчав и захлопнув папку с бумагами, Кодаков внятно проговорил:
– Спасибо тебе!
– Не за что, – так же внятно ответил я. – Есть только одна просьба.