– надо ее подтолкнуть, позвать в гости. Вчера, значит, я свою берлогу вычистил, а вечером мы сюда завалились.
Мне кажется, ей понравилось. Вечером поиграла на компьютере, мы чаю выпили, потрахались, уснули потом.
Ночью тоже хорошо было. Даже, наверное, лучше, чем обычно. Хотя как обычно – тоже очень хорошо.
Утром просыпаюсь, смотрю – Анечка сидит, у самой глаза красные, как будто плакала. Я спрашиваю: Ты чего, Анечка? Что-то не так? – а она отвечает:
– Нет, все отлично. Просто когда мы с тобой трахались, я вдруг дедушку и бабушку увидела. Молодых. Как будто они тоже… ну, любовью занимаются… в каком-то общежитии, на койке, давным-давно. А ночью мне сон про них приснился.
Я ей говорю:
– Я вдруг поняла: они же любили друг друга всю жизнь.
И носом шмыгнула, трогательно так, по-детски. Тут я взял ее за руку и говорю:
– Послушай, я все про себя знаю: я самый обычный парень, обыкновенный, заурядный человек. Всю жизнь меня учили, как делать карьеру и зарабатывать деньги, потом учили, как эти деньги тратить, как знакомиться с девушками, как одеваться, как отдыхать. Учили всякой ерунде, и никто не учил, как любить. Ни мама, ни бабушка с дедушкой. Об этом не пишут в мужских журналах, не рассказывают по FM-радио. Я понимаю, у меня, наверное, не очень хорошо получается. Но ведь моя любовь – она только моя: не из журналов, не из книг, не из семьи-и-школы. И больше ничего у меня уникального нет, только эта любовь. Ты удивительная и прекрасная, ты красивая и сильная, ты всю жизнь делаешь то, о чем я даже боюсь подумать. Я знаю, ты достойна большего, но, понимаешь, у меня нет ничего, кроме вот этой моей самодельной любви, кроме самых банальных фраз «мне хорошо, только когда я с тобой» или «я не знаю, что бы я делал без тебя», но это ведь только фразы, только слова, и я не знаю, что сделать, чтобы любить друг друга всю жизнь, но давай хотя бы попробуем, может, у нас получится, как у твоих бабушки и дедушки, или как-нибудь по-другому, потому что это ведь будет только наша любовь…
И все это я говорю Анечке, захлебываясь, едва не плача, толком не понимая, что на меня нашло, и она смотрит изумленно, будто впервые видит, а потом целует в губы, долго-долго, и, переведя дыхание, говорит:
И вот теперь я стою на кухне, готовлю омлет и пытаюсь понять, что Анечка мне ответила. Это было
102. 1935 год. Судьба метростроевца
Жил человек в общежитии Метростроя, в далеком огромном городе, лучше которого и нет на свете. Днем и ночью сверкали над башнями этого города красные звезды.
И, конечно, этот город назывался Москва.
Москва – красивый город.
Человек этот строил в Москве метро, подземную железную дорогу. Его жена тоже работала на метрострое, в женской комсомольской бригаде.
Человека звали Михаил, а жену его – Марфа. Была она веселая красивая девушка. Полгода назад вместе с другими комсомолками она пришла работать бетонщицей на шестую дистанцию, и ничего еще там не было: пустое место! Темно, грязно, камни и лужи. Пришел начальник дистанции, простой, добрый человек, и сказал:
– Сперва надо шахту, а потом уж спускаться в нее. Стряпайте пока, девочки, кладовую!
Затянула Марфа косынку потуже и вместе с подружками выстроила кладовую, потом столовую, механическую мастерскую и раздевалку. С раздевалкой особенно спешили: негде было переодеться, так и ездили в спецовках домой. В трамвае смеялись над ними, дразнили «волосатиками».
– Ничего, – говорила Марфа, – вот построим метро – о трамвае все забудут! Под землей-то куда просторней!
Марфа много работала, а работы не убывало.
Михаил тоже много работал: строил для трамваев объездные мосты. Сначала вели работы открытым способом, потом на Арбатском радиусе, целыми днями не возвращался в общежитие. С Марфой они виделись всего пару раз в неделю: то у нее ночная смена, то у него. Иногда выходные у них совпадали – и тогда шли они гулять по Москве, летом в Парк культуры и отдыха, зимой – на каток «Динамо».
По большому овальному полю, очищенному от снега и залитому водой, под музыку вальса двигались школьники со всей Москвы, рабочие и служащие, не занятые в этот час на производстве. Михаил и Марфа кружились вместе со всеми, наслаждаясь дыханием свежего воздуха.
У окошка проката Михаила окликнул высокий прямой мужчина. Черная гимнастерка, галифе, сапоги, на висках, как паутина, легкая седина.
– Митька! – воскликнул Михаил, и они обнялись. – Ну, брат, что ты, где? Да постой, ты же не знаком с моей женой. Это Марфа, а это Дмитрий, мы с ним на рабфаке вместе учились, я тебе рассказывал про него.
Марфа улыбнулась и протянула Дмитрию крепкую руку.
Втроем они сидели в маленькой комнатке, Марфа принесла чайник, нарезала хлеб, Дмитрий разлил водку по стаканам. Выпили за встречу, Дмитрий спросил:
– Ну, брат, рассказывай, где себе такую жену-красавицу нашел?
– Все там же, на стройке, – рассмеялся Михаил. – Два года назад строили гостиницу «Москва», там и познакомились. Сразу и поженились, я вот даже фамилию ее взял, так что я теперь Мельников. Сам-то ты как? Рассказывай – как живешь, где работаешь.
– Ой, брат, не спрашивай. Я теперь директор текстильного магазина. Муторное это дело – торговля. Так что ты лучше про себя расскажи. Как там, под землей?
Михаил рассмеялся:
– Чудовищный бардак. Никто не знает, где какой кабель проходит. Трубы, водоспуски – никаких чертежей, планов, ничего. Специально в архивах запрашивали, сами искали – без толку. Перед тем как сваи забивать, мы теперь колодцы роем – понять, что там. А то перешибем кабель – и две тысячи москвичей без телефона. Мне отец когда-то говорил, что под землей спрятана библиотека Ивана Грозного. Так вот я тебе скажу: если при Иване Грозном работали так, как при гордуме, сам Иван своей библиотеки не нашел бы.
Дмитрий вытер платком вспотевшую бритую голову, и Марфа заметила узкий шрам, пересекающий круглый череп.
– Что это? – спросила она.
– Врангель, – просто ответил Дмитрий. – Когда из Крыма вышибали, вот, отметили меня, еле выкарабкался. Хорошее все-таки было время, простое: здесь – мы, там – они, шашку наголо – и вперед! Я, Мишка, всегда тебя жалел, что ты молодой был, не пришлось тебе повоевать. Эх, поскорей бы новая война – брошу тогда этот магазин, пойду на фронт. Посуди сам, какой из меня торговец?
– А как ты оказался в магазине? – спросил Михаил.
– Так же, как ты в забое, – рассмеялся Дмитрий. – Партия направила.
До глубокой ночи сидели они за столом. Дмитрий вспоминал, как били они с товарищами Колчака и Врангеля, как сражались за счастливое будущее, за могучую и прекрасную советскую страну.
Хорошо, когда все хорошо, думала Марфа. Люди становятся добрыми, общительными.
Той светлой весной крепко пахло грозами, войнами и цементом новостроек.
Однажды Михаил пришел на смену и увидел, что полтораста дежурных рабочих сидят в раздевалке и чего-то ждут. Как раз шли работы по креплению деревом, надо было зорко следить, чтобы крепления не обрушились.
– Что случилось, ребята? – спросил Михаил.
– Битум горит где-то на первом участке, – ответил молодой вихрастый парень. – Газы такие, что работать нельзя. Сейчас поймут, где точно пожар, потушим и снова в шахту пойдем.
Горела десятая шахта, кессонный участок. Решили выпустить воздух – и действительно, дым поредел, рабочие вернулись в шахту, но пожар продолжался. Нужно было закачать цементный раствор за обделку, где горели изоляция и дерево.
