Вряд ли можно так сказать по-английски, решил Глеб и снова кивнул.
– А что вы делали тогда, на Снежанином дне рождения? – продолжил он, радуясь, что Настя в таком приподнятом состоянии вряд ли сможет соврать, – вы все время вместе были?
– Ну, – она наморщила носик, – ну, это такой вопрос… я, наверное, в ванне была… или в туалете.
– А вы не видели, чтобы кто-нибудь выходил из квартиры?
– Да все выходили. Как менты пришли – так все и ломанулись на лестницу.
– Я имею в виду – до того, как менты пришли, – терпеливо разъяснил Глеб.
– До того… – Настя задумалась, – до того мы даже из комнаты не выходили. Ну, из компьютерной.
– А может… – начал Глеб, но тут Настя показала пальчиком на человека, подошедшего к барной стойке:
– Вот Олег, который тебе нужен!
И тут же заиграла музыка. На этот раз – в самом деле музыка, даже слова были. Молодежь на танцполе радостно зашумела – но это всего-навсего начался фэшн-показ.
Глеб с Олегом пожали друг другу руки, и Глеб вынул из кармана листок с иероглифом.
– Не скажешь, что это такое? – спросил он.
– Иероглиф 'синобу', – объяснил Олег. – Зачем тебе?
– Ну, так… – Глеб замялся. – Интересно.
– Он значит 'терпение', – сказал Олег. – Состоит из двух частей – 'катана' и 'кокоро', то есть 'меч' и 'сердце'.
– А мы можем понимать 'меч' просто как лезвие? – спросил Глеб, холодея.
– При некотором желании. А 'кокоро' означает не столько 'сердце', сколько 'суть'. Собственно, есть эзотерическое объяснение: 'терпение – это сердце меча, ждущего в ножнах'. Мне кажется, тут 'терпение' имеет оттенок 'готовности', но не поручусь.
– Красиво, – сказал Глеб.
– Тут как в магии, – продолжал Олег. – Каждая черточка имеет значение. Вот если сделать так, – и он ногтем зачеркнул часть иероглифа, – то мы получим здесь составную часть 'неизбежность'. Когда терпение истощилось, меч неизбежно вырывается из ножен.
– А ты специалист по Японии?
– Я много по чему специалист, – усмехнулся Олег. – Японией немного занимался, когда интересовался японской эзотерикой, времен Второй мировой. Был один человек, объяснил.
Глеб кивнул.
– Правда, я сейчас ко всем этим делам довольно сдержанно отношусь, – сказал Олег. – Опасное дело, если без опыта. Навалять можно, и будет такой расколбас, что мало не покажется.
– Да я ничего такого не собираюсь, я просто узнать… у меня подруга погибла, ну, я и пытаюсь понять – отчего.
– Понять – гиблое дело, – сказал Олег. – Понять ничего нельзя. Но за этим тебе, конечно, надо к Юлику Горскому… если денег на билет хватит, ясное дело.
– У меня его мыло есть, – сказал Глеб.
– Мыло – это неплохо, – кивнул Олег. – Но я все-таки не уверен, что сработает. Даже если там волоски остались – этого еще недостаточно.
– Я имею в виду – электронная почта, – пояснил Глеб. До него дошло, что за музыка играет сейчас в клубе. Измененная до неузнаваемости песня 'Битлз'. Певец голосом, в котором не осталось ничего человеческого, повторял: 'I Me Mine I Me Mine I Me Mine'.
– Люблю 'Лайбахов', – сказал Олег, заметив, что Глеб прислушивается. – Хотя они немного аутфэшн уже, но все равно люблю. Тоталитаризм как он есть. Настоящая нацистская музыка. Правильно Вероничка их зарядила.
– А кто такой этот Горский? – спросил Глеб и подумал: в последнее время все почему-то употребляют слова 'арийский' и 'нацистский' как похвалу.
– Юлик? – удивился Олег, – такой человек. Гуру по жизни.
Глеб кивнул.
20
Глеб сидит у компьютера, в офисе на Хрустальном. Еще неделю назад в этой же комнате на дне рождения Снежана слушала треп Луганова, украдкой бросала взгляд на свое отражение в темной поверхности монитора. Сейчас Снежаны больше нет в живых – осталась только память о черном лаке ногтей, две-три цитаты из Пелевина и Тарантино. Ее смерть окончательно выдернула Глеба из апатии последнего года. Возможно, Снежана чем-то напоминает ему Таню – и ее смерть освобождает от воспоминаний о Тане, от памяти о выцветших на крымском солнце волосах, от привкуса горечи и тоски. Глеб сидит у компьютера, вспоминает Снежану, прикидывает: кто? зачем? как?
Ответ на второй вопрос очевиден: причина – Маша Русина, та – или, точнее, тот, – кто был Машей Русиной. Именно он, чтобы скрыть свое настоящее identity, убил Снежану. Похоже, кто-то из постоянных гостей Хрустального: не зря же здесь бывает 'весь русский Интернет'. Есть, впрочем, еще одна версия: Снежана сама была Машей Русиной, а убил ее Шварцер – вычислил и отомстил.
Версия, по-своему убедительная, рушится там же, где все остальные: трудно себе представить, как
