– Хорошо.
Выключив трубку, Горский внезапно понял, что у него есть Машин московский номер: остался на определителе. Теперь он знал, как оправдаться за странный звонок: надо сказать, что звонил какой-то Марик, типа просил связаться. А он, Горский, просто перезванивает. А потом узнать, как дела, и невзначай сказать, мол, будь осторожней.
По московскому номеру ответила какая-то девушка, на просьбу позвать Машу Манейлис удивилась и спросила, кто говорит. Горский назвался, и через три минуты Наташа выдала ему телефон Машиного отеля и номер комнаты. И вот Машин голос в недоумении спрашивает 'Что случилось?', а Горский начинает про Марика, а Маша перебивает и говорит 'это мой бывший бойфренд, не бери в голову'.
– Чего творится в Москве? – спросил Горский.
– Все ходят по кафе, – сказала Маша, – и почти не пьют. Во всяком случае, не больше, чем в Израиле.
– А что говорят насчет дефолта?
– Какого дефолта? – удивилась Маша, и Горский рассказал про Кириенко, Ельцина, ГКО, отказ платить внешним кредиторам, прогнозируемый обвал рубля и общий системный кризис: все это Горскому объяснили утром по телевизору.
– Я только встала, – сказала Маша, – не знаю еще ничего.
Новые времена, подумал Горский. Новости о собственном городе узнаешь по телефону, от человека, увидевшего выпуск CNN раньше тебя. Впрочем, так уже было в 1993 году.
– Ты береги себя, – сказал он. – Там сейчас такое начнется.
– Что начнется?
– Тебя не было в этой стране в девяностые, а я был. Они, когда начинают деньги делить, слишком легко убивают. Где, ты говоришь, работал твой Сережа?
– В страховой компании. Нормальный чистый бизнес.
– Чистый бизнес? – засмеялся Горский. – В России? Послушай, даже я знаю, что страховки – это способ обналичивать деньги. Ты понимаешь, что попала прямо в осиное гнездо?
Маша вспомнила про триста шестьдесят тысяч, о которых говорил Иван, и похолодела.
– Ты думаешь, мне что-то грозит? – спросила она.
– А ты думаешь, это случайно, что твоего друга убивают накануне системного кризиса? – спросил Горский. – Ты считаешь, это может быть случайностью? Он знал что-то, чего не должен был знать, а теперь все начнут выспрашивать тебя – знала ли ты, тем более, все уверены, что ты его невеста. И если не сможешь объяснить, что ты ни при чем, отправишься следом за ним.
– Да тут все не так страшно, – сказала Маша. – Мне вообще кажется, они больше заняты своей личной жизнью, чем бизнесом.
– Люди, которые вместо бизнеса сейчас будут заниматься личной жизнью, завершат ее слишком быстро, – сказал Горский. – Не верь видимости: если эти люди – настоящие яппи, деньги для них должны быть первый номер. Мне про это много в Америке рассказывали.
– Как-то непохоже, – усомнилась Маша.
– Ладно, – вздохнул Горский. – У тебя сейчас есть время?
– Сколько угодно.
– Тогда расскажи мне все по порядку. Попытаемся разобраться, что там у вас творится.
18
Вечером все четверо – Денис, Абросимов, Маша и Иван – ужинали в 'Гвоздях', русском ресторане на Большой Никитской. Низкие потолки, темные трапезные, деревянный частокол вдоль стен. За столами, впрочем, сидели те же люди, которых Маша видела в 'Джонке', 'Гималаях' и 'Кофе Бине': мужчины в дорогих костюмах, женщины в поддельных дизайнерских туфлях и сарафанах.
– А я правильно понимаю, – сказала Маша, – что вы не носите русских вещей?
Мужчины переглянулись.
– Может быть, носки? – неуверенно сказал Абросимов.
– То есть нет отечественных марок? – спросила Маша.
– Нет, что ты, – махнул рукой Денис. – Конечно, есть. Скажем, есть прекрасный русский человек Том Кляйм… или Кляйн?
– Кляйн – это Кальвин, – сказал Абросимов, – и он не русский.
– Да, значит Том Кляйм… вся Москва в рекламе, деловые костюмы для женщин, кажется. То есть брэнды есть, однозначно.
– Только носить эти вещи нельзя, – сказал Абросимов.
– Нет, кто-то есть приличный все-таки… Игорь Пронин на Пресне, говорят, ничего… ну, и по мелочи еще… – Денис задумался. – Но если уж брать русское, то полный ноу-нейм, неизвестно кто, неизвестно как.
– И носить неизвестно где, – докончил Абросимов.
– Мне все-таки это странно, – сказала Маша. – Во всех странах, где я была, стараются продвигать отечественные марки, а в России с этим как-то тухло. Если, конечно, не считать 'Петровича' и 'Балтики'.
– Еще есть наши 'Русские сказки', – сказал Денис.
