Маша лежала, измученная, в гостиничной кровати, подсчитывая, когда последний раз занималась любовью. Оказалось – три месяца назад, сразу после возвращения из Праги, с Роником, старым приятелем, случайно встреченным на Нордау. Три месяца! С ума сойти! Это потрясло Машу, и эти два дня она снова чувствовала себя девочкой-подростком, которая глядит на прохожих и не может поверить, что все эти люди – страшно подумать! – трахаются.
– Секс – прекрасная вещь, – радостно сказала Света. – Открывает каналы, наполняет энергией. Я же не имею ничего против мужчин. То есть, я могу спать и с женщинами, но это всегда большая ответственность, мы же все-таки сестры. А мужчина – это как ключ, чтобы открыть чакры. Но разве мне есть дело до чувств ключа?
Бедный Абросимов, подумала Маша. Так влюбиться в женщину, для которой ты – всего лишь ключ.
– Я больше всего люблю такие связи, которые не обязывают ни к чему, – продолжала Света, – когда мужчина тоже понимает свое место. Вот, например, Федор Поляков – фактически, он мой любовник. Но он женат, у него дети, разводиться он не собирается. Иногда мы вместе делаем любовь, он хорош в постели и ни на что не претендует. Но он недалекий человек, у него нет чувства своего пути.
– То есть?
– Вот была прекрасная история. Несколько лет назад Федор сделал себе специальную красную книжечку, чтобы показывать гаишникам и не платить денег. Типа он член какого-то элитного подразделения ГАИ. На корочке, как и положено, было написано 'МВД'. И вот однажды Федор пришел на важные переговоры, к какому-то конкретному клиенту… ну, вроде как бандиту или бывшему бандиту, неважно. Страхует роскошный особняк под Москвой, миллиона за три-четыре. Он тогда еще сейлом работал. Бандиты, надо сказать, довольно редко страхуются, потому что боятся, что их кинут. Но на этот раз клиент был уже почти готов, дело шло к подписанию бумаг, и тут Федор нагибается к своему кейсу и роняет удостоверение из кармана. Клиент видит буквы 'МВД', меняется в лице, Федор смеется, все объясняет, показывает, все тоже смеются – но договор не подписывают. Ссылаются на какую-то формальность, отправляют Федора восвояси, завтра не могут, послезавтра не могут, как-нибудь на той неделе, вообще в другой раз.
– Грустная история, – улыбнулась Маша.
– Федор расстраивается, говорит, лучше бы он все эти годы платил гаишникам, а тут получил бы такой процент, что покрыл бы все с лихвой. И через месяц выясняется, что этот бандит застраховался-таки в 'Возрождении', а через две недели дом сгорел, причем когда хозяина вообще не было в России. Справки из милиции, все, что положено. Не подкопаться. Пришлось им выплачивать эти четыре миллиона. Гена, когда об этом услышал, едва землю не начал целовать. И что ты думаешь? Федор так ничего и не понял. Считает – ему просто повезло, книжечку оставляет в машине, чтобы не дай бог снова не подставиться. Я бы на его месте всегда носила с собой, как предмет силы.
Маша рассмеялась. Ей показалось, что это история совсем о другом: один раз вступив на путь фальсификации и обмана, ты обречен вечно находиться в этом круге. И слава богу, если минус на минус случайно дает плюс.
Она попыталась представить себе Федора и Свету вместе. Они, наверное, хорошая пара: оба невысокие, крепкие, мускулистые, с древней, звериной силой, рядящейся в одежды русского бизнеса и нью-эйджевского викканства.
– А ты к его жене не ревнуешь? – спросила Маша.
– Нет, зачем? Какая разница, сколько дверей открывать одним ключом? Ревность – это мужское чувство, у настоящей женщины нет инстинкта собственницы.
– Мне говорили, – заметила Маша, – что ты с Таней рассорилась из-за Сережи. Что вы даже не разговариваете с ней.
– Я с ней разговариваю, – сказала Света, – это Таня со мной не разговаривает. Почти не разговаривает.
– А каким был Сережа? – спросила Маша.
– Каким он был любовником? – спросила Света. – Ты сама должна знать: превосходным. В нем было вот это ощущение волны, о котором я говорю. Когда я была с ним, мне казалось, моя связь с миром усиливается в сто раз. Словно мы не просто входим в резонанс со Вселенной, но амплитуда этого резонанса возрастает, оттого что нас двое. У него было прозвище 'Волк', ты знаешь. Очень верное прозвище, в нем было что-то звериное, нутряное, интуитивное, что у мужчин встречается очень редко. Хотя, если говорить честно, я никогда его не любила. Это был просто секс – очень хороший секс, но не больше.
Света задумалась на минуту, что-то вспоминая.
– Мне приятно, что ты так спокойно спрашиваешь, что ты тоже не ревнива, – сказала она. – Его уже нет, но ты должна знать, что мы все, кто был с ним, все равно связаны через его дух, мы – сестры вдвойне. Ты, я, Таня, Лиза и множество других. Мы чувствовали в нем это внутреннее родство нашей природе – и от этого теперь мы только ближе друг другу.
– Таня была у него ночью перед убийством, – сказала Маша. – Говорят, она могла его убить.
– Ерунда, – сказала Света. – Сережа мне ночью звонил, часов в одиннадцать, сразу после того, как Таня ушла. Так что она его не убивала.
– А она точно ушла?
– Да. Я перезвонила ей домой.
– Постой… вы же не разговариваете?
– Я сказала, что она со мной не разговаривает. Собственно, и тогда она тоже бросила трубку.
– А ты что хотела ей сказать? – спросила Маша.
– Какая разница? – ответила Света. – Все это – прошлое. К чему смотреть назад, надо учиться быть здесь-и-сейчас. Вот, смотри, – она взяла опустевшую чашку и раскрутив ее, опрокинула на блюдце, – вот, например, гадание. Оно всегда происходит в данный момент. И хотя считают, что оно имеет отношение к прошлому и будущему, это не так. Гадание сообщает нам лишь о прошлом и будущем, заключенных в настоящий момент в нас самих. Мы можем только лучше узнать то, что знаем и без того.
Света поставила чашку на столик, посмотрела на Машу и прибавила:
