– Ну, вот как мы сегодня, – объяснил Денис. – Погулял по городу, поужинал в ресторане, съел десерт в кафе. В будний день – еще поработал. Как нормальные люди во всем мире живут.
– Но во всем мире люди так не живут, – сказала Маша. – Я уж не говорю, что у кого-то просто нет денег. Но даже те, кто, как ты, гуляет по городу, ужинает в ресторане и ест десерт в кафе, воспринимают все это иначе. Для них это данность, а не приз, завоеванный в тяжелой борьбе.
– У них была другая жизнь, конечно, – сказал Денис. – А я вот что тебе расскажу. Когда мы были молодые, было такое слово 'кайф'. Сначала мы думали, что оно означает состояние, когда хорошо, потом узнали, что на самом деле это слово про наркотики, а теперь вот знаем, что про кафе. Я объясню. Пока ты была в Израиле, в России не только случилась приватизация и криминализация, но и наступила наконец психоделическая революция. Траву курили и раньше, но в начале девяностых оно все впервые оформилось как, ну, не знаю, как такая культура. Я по молодости во всем этом варился некоторое время, потом перестал. Но вот одну штуку я понял очень хорошо. Надо получать удовольствие от жизни. Когда ты дунешь – ну, в смысле покуришь, – ты по-другому воспринимаешь все: цвета, воздух, тактильные ощущения. Самые простые вещи начинают доставлять радость. Это и называется словом 'кайф', и в какой-то момент ты понимаешь, что наркотики для этого не нужны. Надо просто научиться радоваться и дарить радость другим. Помнишь, наши родители никогда не улыбались и на вопрос 'как дела?' отвечали 'плохо'. И я в свое время специально выработал у себя привычку отвечать 'отлично' и улыбаться. Буквально перед зеркалом учил, как Демосфен с подвешенным мечом.
– А если все на самом деле плохо, что делать? – спросила Маша. – Скажем, если депрессия?
Она вспомнила Борю Цейтмана, подумала про Таню, про Ивана, про всех людей, которые еще долго не смогут отвечать на этот вопрос искренним 'отлично'.
– Очень просто, – сказал Денис. – Если депрессия – вспоминаешь, когда последний раз была мания и как тебе при этом было. И, вызвав на секунду в себе это ощущение, отвечаешь, – тут Денис набрал воздуха в легкие и улыбнулся всем лицом: – 'Замечательно!'
Маша засмеялась.
– Мы приложили столько усилий, – продолжал Денис, – чтобы кайф был в нашей жизни. Теперь не верим в кризис, потому что кафе и вообще жизнь, которой мы живем, стала продолжением этой радости, этого кайфа, потому что все это связано для нас – ну, хотя бы для меня и Вадима – с острым, почти болезненным счастьем, счастьем от самых простых вещей – от чашки кофе, от хорошей одежды, удобных ботинок, комфортабельного рабочего места…
– Дорогой машины, – подсказала Маша.
– При чем тут цена, – махнул рукой Денис. – Вот кофе, вот тирамису, вот книжка лежит – при чем тут деньги? – Он перевернул книжку и радостно улыбнулся: – Вот, а ты говоришь – 'совок'. Вполне себе психоделическая классика, 'Новейший ускоритель'.
– Почему психоделическая? – спросила Маша.
– Потому что на самом деле – про наркотики. У Уэллса есть рассказ про ЛСД, 'Дверь в стене' называется, и вот эта, 'Новейший ускоритель', про амфетамины. На самом деле, тоже история девяностых, история безумного возбуждения.
За соседнем столиком зазвонил телефон. Девушка в узких оранжевых джинсах и очках 'Fendi', напоминавшая солнцелюбивую черепаху из старого мультфильма, взяла со стола трубку и довольно громко сказала: 'Нет, не пойдет, я не согласна, давайте встречаться и обсуждать… да, хоть сейчас подъезжай в 'Кофе Бин', посмотрим бумаги, побеседуем'.
– Вот видишь, – сказал Денис, – вот это, наоборот, островок девяностых в наших спокойных водах. Тот же амфетаминовый драйв, невозможность остановиться и расслабиться. Она уверена, что, если будет работать круглые сутки, заработает больше денег. Жаль только, что за эти годы она все равно потеряет навык радости, а без него и деньги не в кайф. Смотри, она пришла в кафе, потому что знает: это – модно, это, как сказали бы пару лет назад, стильно. Жаль, она не понимает, что приходить сюда надо прежде всего, чтобы почувствовать: время работы кончилось. Ты отдыхаешь. А деньги… что деньги? У нас же их нет. Мы их тратим быстрее, чем зарабатываем. Главное – ощущение внутреннего покоя.
– Мне почему-то кажется, – сказала Маша, – что во всем офисе ты один так считаешь. Ну, может быть, Вадим еще или Света, которая объясняет, что не нужно напрягаться, все случится само.
– Это у Светы все случается само? – вдруг взорвался Денис. – Ты больше ее слушай! Она же прет, как танк. Она была без образования, без талантов, без всего, пришла операционисткой, теперь сейл. Ты знаешь, что Федор выгнал Олега Хлебникова, чтобы ее продвинуть? Придрался к какой-то неудачной сделке – и все. Она обычная провинциалка, очень энергичная, агрессивная и пробивная. Это не московский снобизм, я против приезжих ничего не имею. Да и вообще, пойми, я не возражаю: пусть получит все, что хочет, мне не жалко. Но хорошо бы она оставила Вадима в покое. Хотя это, конечно, тоже не моего ума дело.
– Что значит – оставила в покое? – спросила Маша.
– Ну, как-то расставила точки над i, что ли, – пожал плечами Денис. – Она же с ним продолжает спать. Не часто, да, иногда, но ведь тем хуже. Сказала бы, нет, все, до свидания, забудь, ничего не было, или все было, но больше не будет, без разницы. Ты свободен, я тебя отпускаю. Так нет же. Потому что это ее природа – подбирать все, что плохо лежит, переть как танк, завоевывать признание. А тут сколько ни цитируй Лори Кебот, ничего не изменится.
Наверное, это и есть путь, который проложен для нее в сердце Великой Матери, подумала Маша, а вслух сказала:
– А разве не то же самое Сережа делал с Таней?
Денис внимательно посмотрел на нее и сказал:
– А вот о покойных мы говорить не будем. Тут – либо хорошее, либо ничего. Так что этот вопрос задай кому-нибудь другому, а я тебе лучше еще кофе принесу. Хочешь Кауайи? По ощущениям – все равно что гаванскую сигару выкурить. Но никакого никотина. Прекрасный финал для ужина, ты только попробуй.
21
Когда Елизавета Парфенова перевозила маму в недавно купленную квартиру, мама сказала:
– Все-таки, Лизонька, ты оказалась неплохой дочерью. Папа бы порадовался.
