мороз по коже. Хотя вечер был теплый, один из последних перед наступлением октябрьских холодов. Ботаник слушал, помешивая картофельной долькой соус в пачке, и не перебивал.
– Значит, она подозреваемая, – подытожил он, когда я закончила, – может, хочешь спросить, могла ли моя сестра украсть рукопись?
Я кивнула, отпивая глоток из его стакана с «Фантой» – то ли от жареной картошки, то ли от длинного рассказа горло пересохло.
– Могла. Ради принципа она готова на многое. Как-то, будучи детьми и живя на даче, мы с ней поспорили, можно ли сломать ногу, спрыгнув с крыши, или нет. Чтобы доказать, что нельзя, она залезла на крышу дачного домика и спрыгнула.
– Не сломала?
– Ушибла, – улыбнулся Ботаник, – так что мы не доспорили. Но вообще, чтобы что-то доказать, она может пойти на самые странные поступки. Не знаешь, она ничего не доказывала Лилии?
– Спрошу у Анны Семеновны.
– А еще настораживает исчезновение зажигалки.
– Может, я ее сама потеряла...
– Ты же не доставала ее.
– Думаешь, Рита взяла?
– Возможно. Но значит, ей есть что скрывать? И тогда моя сестра здесь ни при чем...
– Если добавить сюда еще Вариного брата, на которого почему-то кричала Лилия Леонтьевна в ночь, когда исчезла рукопись, то получится, что и у Вари рыльце в пушку. Как будто они втроем это сделали!
– Если нужна будет помощь по Анжеле, то я к твоим услугам.
– Вот бы и у остальных подозреваемых были такие отзывчивые кузены, – вздохнула я. – Ладно, уже поздно. А мне завтра в школу к первому уроку, а потом – на другой конец Москвы, на занятие ко второй подозреваемой.
– Я отвезу тебя домой, – сказал Ботаник.
Он встал со ступеней, стряхнул крошки с коленей. Я собрала мусор и выбросила в урну. А когда повернулась к Ботанику, то обнаружила, что он снял куртку и протягивает ее мне.
– Хочешь, чтобы я вместо тебя рекламировала «Золотой ключик»?
– Нет. Чтобы ты не простудилась.
Он посмотрел на меня долгим взглядом, но я ответила дурацкой гримаской.
Мы немного погонялись с байкерами на Воробьевых горах (мне показалось, что я видела Прозрачного на парапете смотровой площадки, но, может, мне и померещилось).
Так что Ботаник привез меня домой почти в полночь. Я спрыгнула с мотоцикла, швырнула рюкзак на землю, сняла куртку и поцеловала Ботаника в щеку. Холодная от ветра, немножко колючая щека.
– Классный парфюм у тебя, – сказала я, поднимая с земли рюкзак, – что это?
– Не помню...Что-то там с нотками мандарина.
Я принялась искать в рюкзаке ключ от домофона. Родители наверняка уже легли спать и не смогут открыть мне, если просто позвоню по домофону. Хорошо, что я предупредила их по мобильному Ботаника, что катаюсь с ним у дома. Правда, не уточнила, на чем катаюсь.
– Обратись в нашу фирму, – посоветовал Ботаник, наблюдая за мной с высоты своего железного коня, – они такие ключи для домофона придумали, которые на голос хозяина откликаются.
– Может, вы еще и людей на заказ делаете? – пошутила я, продолжая копаться в рюкзаке. – «Электронные возлюбленные по требуемым параметрам!»
– Кстати, – вспомнил Ботаник, – а как у тебя со Славой?
– Никак. Мы расстались.
– Мы с Нонной тоже расстались, – вздохнул Ботаник, – она сказала, что хочет сосредоточиться на карьере журналистки. А у вас какая причина?
Я внимательно посмотрела на него. Неужели он и правда ничего не подозревает? Спустя неделю после того, как я уехала в Америку, Слава прислал мне письмо, в котором признался, что влюблен в другую. Я сразу догадалась, кто была эта другая. Слишком нежно смотрела на Славу Нонна, когда приезжала с ним в одном автобусе из Звенигорода, чтобы встретиться с Ботаником. Но раз Нонна ничего не объяснила Ботанику, я не стану его расстраивать.
– И мы решили сосредоточиться каждый на своем деле, – сказала я.
– Это правильно, – кивнул Ботаник, – я, например, решил пойти работать. Сконцентрируюсь на зарабатывании денег и своем поступлении.
– И я сконцентрируюсь на своем поступлении, – эхом откликнулась я, – и на расследовании. Вот ключ, нашла!
Ботаник махнул мне рукой и завел мотор. Когда он отъехал, я поймала себя на мысли, что любуюсь им. Каким симпатичным стал Ботаник за время нашей разлуки. И этот мотоцикл придает ему мужественности. Вот глупая эта Нонна...
Часы в прихожей показывали начало первого. Я очень надеялась, что родители уже спят. У мамы завтра, кажется, предзащита. Я сбросила кеды и на цыпочках прокралась на кухню. В квартире пахло кофе, папа любит перед сном выпить чашечку. Спать ему это не мешает. Если кофе остался, выпью немного. Мне надо подумать, перед тем как лечь спать. Не только о расследовании, но и об одном сотруднике «Золотого ключика», пахнущем мандаринами.
Как всегда, мои надежды не оправдались. Папа стоял у плиты и внимательно смотрел на турку.
– Привет, па!
– Доброе утро, – буркнул папа, поправив турку на конфорке, – ты сегодня рано!
– Я же позвонила!
– Ты сказала, что катаешься возле дома с Травинским. Я тебя не видел. На чем вы катались?
– На качелях, пап. На площадке за домом.
Папа удивленно поднял брови.
– Кофе бежит! – воскликнула я, и он поспешно снял турку с плиты.
– Ты на занятиях была? – спросил он сердито.
– Конечно!
– И что вы проходили?
– Трифтонги, папочка. Это очень увлекательная тема. А знаешь, где самый главный трифтонг? В слове «fire»!
Я налила себе полный стакан молока, капнула в него кофе из папиной турки и насыпала сахара и корицы. Папа молча смотрел на меня.
– Извини, это наши университетские шуточки.
Я заторопилась со стаканом к выходу. Я придумала, с кем обсудить расследование и Ботаника. И речь, конечно, не о папе.
У меня – ночь, у Ники – день. Но она все равно отказалась подключить веб-камеру из-за того, что плохо выглядит. Нам пришлось общаться вслепую. Хотя и отвыкла я от аськи, сейчас больше по скайпу со всеми болтаю. Побежали строчки Никиных вопросов, написанные фиолетовыми буквами, и я еле успевала отвечать.