- А ты какую хотела, как курица?
- Жаль, что маленькая, - хмуро заметил Михаил, - а не как курица. Вот выход не найдем - будем на такую мелочь охотиться.
- Типун тебе на язык! - прикрикнула Катя.
- Вась, а Вась, - подал голос Равиль, - а ведь летучие мыши далеко от выхода не летают?
- Наверное... А точно! Мы же с тобой до речного выхода за полчаса доходили.
Василий зажег свечку. Внимательно посмотрел на ее пламя.
- Кажется небольшая тяга есть. Выход работает.
-Ура!
Стены презрительно проглотили этот дружный возглас, не выдав никакого эха.
- Вась, ну раз мы спасены, дай на минутку свечку, - попросил Михаил. Давно мечтал автограф оставить.
Какой-то рок ему шептал, что автограф тут, в загадочной тьме, без явных ориентиров - дело благое. И он накоптил на стене возле квадратного валуна собственный вензель из переплетенных М и Ш. Вензель был похож на корону. Мишка Шмидт, король авантюризма, король придурков. И дату, дату не забудь в память о собственной.глупости - ЗО.Х.95.
Потом они поднялись, вделись в лямки рюкзаков До первого сужения прохода и пошли, не думая о том, что же лучше - сидеть запертыми в земле или выйти и сдаться властям. Никогда, а особенно в этой непостижимой стране, человек не остается настолько самостоятельным существом, чтобы распоряжаться собственной судьбой. Да уж, печальная до анекдотичности сентенция лозунгом на мокром, выцветшем от дождя небе повисла от горизонта до горизонта: 'Жить в России - это судьба'. А здесь, в этом замкнутом российском пространстве, странно именуемом 'Метростроевские пещеры', где при выключенном фонаре горизонт исчезал вместе со всей оптической физикой, судьбоносным и вполне самостоятельным решением было сперва войти сюда, а потом отсюда выйти.
Они дружно кричали от радости, когда обнаружили на стене Васину и Равилеву старую стрелочку, указывающую в том же направлении, в каком они шли. В одном месте пришлось задуматься перед расчетверявшимся штреком, и Катя благодарными губами поцеловала Равиля, когда он обнаружил спасительную метку кротовую жопу. Им еще раз приветливо по-порхала летучая мышка, словно призрак, ведущий в тупик, словно забытая тут душа ненормального пещерника Вити Саратова из Москвы.
Какие-то ржавые гнутые рельсы вели по просторному - два метра высотой штреку, конечно же, наружу. Добытый камень тут вывозили. Иного смысла быть не могло. Конечно, вывозили прямо к полноводной в тридцатые годы реке Осетр, притоку Оки. И там комсомольско-добровольские зэки грузили камень на баржи, и по речному пути его доставляли в Москву, где он теперь красуется и на 'Комсомольской', и на 'Красных воротах', и далее до станции 'Университет'.
Они шли и радовались, раздавая 'ура' направо и налево, пока не уперлись в свежебетонную пробку, как несколько часов назад.
Наверное, пробки делали одновременно. В этом бывшем выходе бетон, несмотря на недостаток возду-хотока изнутри, уже успел так схватиться, что щебенку пальцем было не выковырять.
Михаил скинул рюкзак, уселся на пол. Итак - они взаперти. Первыми среагировали легкие. Теперь они час за часом будут вдыхать оставшийся кислород и выдыхать углекислоту до тех пор, пока сами себя не отравят.
Здесь нет хлорофилла, света и фотосинтеза. Легкие задышали экономно, неглубоко. Он вспомнил один американский документальный фильм, где негр, принимающий казнь в газовой камере, пытался задержать дыхание, чтобы прожить лишнюю никчемную секунду.
Катя тупо уставилась на эту глухую пробку, которая закрыла от нее все: свет, тепло, ванную с пенкой 'Шаума', чистое белье, деньги, горячую любовь, материнство, жизнь. Она смотрела широко раскрытыми глазами, не понимая такую судьбу...
У Равиля что-то случилось с контактами в фонаре. Он сел, снял каску и принялся копаться там с проводками, точно не было сейчас дела важнее.
Василий стоял, колупая пальцем бетон.
А Александр со словами 'Какого же хера!' фонарем в левой руке осветил Васину физиономию, а правой с силой ударил его в подбородок, защищенный кожаной полоской ремешка каски. Рябченко отшвырнуло к стене. Он поднял ладонь, инстинктивно защищаясь, и та приняла следующий удар справа. Но тут Савельев неожиданно врезал ему тыльной стороной железного фонаря по носу. В носу разбухло, стало горячо и обидно. Рябченко ударил в ответ. Равиль кинулся между ними:
- Да вы что, мужики, ошизели?
Катя вскочила на ноги и страшно завизжала:
- Сашка, урод! Ты же сам сюда залез! Никто тебя за шиворот не тащил!
- Я убью тебя, гад! - орал Савельев. - Мужики! - увещевал Кашафутдинов. Шмидт сидел и душил в себе ненависть ко всем ким. Потому что их надо было любить. Теперь их тут только пятеро, раньше казалось, что высоко, а на самом деле низкоорганизованных организмов против окружающей среды. Окружающая среда, используя свет их прыгающих, дрожащих, бьющихся друг с другом фонарей, плясала по стенам бесовскими жуткими тенями, угрожающе тянулась к горлу щупальцами и беззвучно хохотала.
Равилю все-таки удалось оттащить за плечи Василия, а Катя уперлась в грудь своему Саше. У одного был разбит нос, у другого - рассечена губа. Кровь в этом скудно освещенном мире казалась черной.
- Какого хера привел нас сюда? - повторил свой риторический вопрос рассеченногубый.
- Я, что ли, все выходы закупорил? - так же риторически вопросил разбитоносый.
Они тяжело дышали и отплевывались. Здесь, как нигде более, тишина воцарялась легко, имея все права на всё.
И шаги, раздавшиеся в тишине, не обрадовали, не испугали - просто всех напрягли. Мелькнул луч фонаря, и появился Крот. На этот раз с худеньким рюкзачком за спиной, из которого наружу торчала деревянная рукоятка саперной лопатки.
- Привет, замурованные!
Казалось, что Крот был даже весел. Словно теперь, когда выходы были закрыты и угроза остаться под землей навсегда стала реальной, Крот достиг своего идеального состояния, своего счастья.
- Что это вы такие? Решали, как бы выйти? Ну что тут еще выступать с покойницким юмором? Теперь уже не один Михаил, а все почувствовали, что здесь, во враждебных недрах, живет не только тяга к ближнему человеку, но и ненависть, равносильная этой тяге.
Ребята молчали.
- Не дрейфь! Вон джинны в бутылках по три тысячи лет сидят закупоренные - и ничего.
Издевка Крота звучала так вызывающе, словно шутил не он, а те злобные военные бетонщики всего лишь пошутили. Какие проблемы, ребята? Есть от чего вешать нос? Сейчас вам Крот вытащит дрель, перфоратор, геологический бур и просверлит шикарное отверстие на свет божий. Сейчас всемогущий Крот выдаст вам по пластмассовому жетончику и покажет выход на станцию 'Метростроевская Осетровая'.
- Крот... ты уже знаешь... - наконец выговорил Василий, хлюпнув разбитым носом. - Оба выхода замуровали.
- Конечно, знаю.
- Что же делать?
- Как что? Вам здесь плохо?
- Крот... Петя...
Все смотрели на это худощавое, костлявое, борода-. тое существо с сумасшедшими выпуклыми глазами. Он никогда не вызывался на роль спасателя и Вирги-. лия, но этим пятерым несмышленышам больше не на кого было надеяться.
-Петенька, пожалуйста... - прошептала Катя, глотая слезы. - Можно отсюда выйти наружу?
- Можно, - усмехнулся Петя Крот. - Я знаю два бывших выход недалеко, на холмах. Но там завал, не разобрать. Сильно сыплется. Остается... - он сделал паузу, словно бы предоставляя всем возможность найти самостоятельное решение.
Тишина, вновь мгновенно воцарившаяся, торжествовала во всей своей мертвости. Ну какое, в самом деле, они могли принять самостоятельное решение? Ковырять бетон или известняк с песчаником перочинными ножиками? Принести в жертву подземным богам единственную девушку?
- Остается выбираться через Систему Ада, - закончил Крот.
--Там есть другой выход?
- И его никто не знает?
- Правда?
- Правда, правда, - успокоил Крот. - Я знаю, как через нее пройти к другому выходу. Был там. Выходишь уже далеко отсюда. Там, - он сделал какое-то круговое движение пальцем, точнее спиральное, выражая тем самым, очевидно, согласие с общепринятым представлением о спиралеобразном устройстве ада. Сперва спустимся вниз, а потом туда...
Он не спрашивал - согласны ли они.
- В общем, дорога дальняя. Пожрать бы неплохо. Бензин, я надеюсь, вы не выпили с перепугу?
- Нет, конечно.
- Да, Петя, сейчас организуем пожрать. Спустя три часа все отправились в путь с легкой мыслью, что насытились, укрепились физически, да и нести стало легче на три банки консервов. И с тяжелой мыслью, что идти, как пообещал Крот, дня четыре и дорога непроста. И с тяжелейшей мыслью: во что они вообще ввязались и влезли? Пятеро юнцов, у которых могла быть такая прекрасная жизнь впереди, и вот лезут, ползут, чертыхаясь за великовозрастным психом из норы в другую, еще более глубокую нору.
Спуск в Систему Ада, как выяснилось, начался в том месте, где они уже дважды за два дня побывали - на берегу подземной реки Стикс.
- Кстати, - Крот остановился и задумчиво посмотрел на черную воду, отсюда тоже есть способ выйти наружу.
- Как? - спросил Василий.
- В прошлом году двое чуваков с аквалангами здесь вошли в воду и через полчаса вынырнули в Осетре. Никто с собой акваланг не прихватил? Нет? Или так, без акваланга, если дыхалки на полчаса хватит.
- Ну ты что...
- А то еще вон, - Крот посветил вдоль берега налево, где потолок снижался и где ребята не заметили продолговатых темных предметов, - видите бочки железные стоят? Не знаю, кто их сюда приволок и зачем. Вот в бочке... Как это у вас в сказке - царь Гвидон с женой и дочкой на берегу пустынных волн...
Странным было это 'у вас'.
Михаил совсем недавно сидел тут на камушке, выводил на стене вензель, но не заметил всего в метре отсюда, за валуном, довольно узкий лаз, ведущий под углом градусов сорок вниз.
Некрещеный Шмидт перекрестился и полез, волоча за собой рюкзак, третьим вслед за Кротом и Василием. Узкий, труднопроходимый шкуродер тянулся довольно долго. Потом стало полегче.
Здесь на стенах уже не было ни настенных росписей, ни указателей дороги, ни рисунков пьяной молодежи. На полу не валялись ни пластмассовые бутылки, ни пустые консервные банки. Сплошные 'ни' и 'не'. Неорганический мир отрицал здесь живого человека и продукты его жизнедеятельности.
