известия кратки и неполны в других летописях». Историк придерживался господствовавшего в его время мнения, что летопись ведется на протяжении многих лет одним автором. Но это был, конечно, летописный свод, составленный не ранее 1409 г. (летописец описывает события, уже зная, почему татары поспешили в Орду). А летописцы-сводчики могли и не возвращаться более к однажды написанному труду. Но сам факт снижения идеологической активности в последние годы княжения Василия Дмитриевича отмечен верно.
Нашествие Едигея и взаимоотношения московского и литовского князей с Едигеем более развернуто представлены в особой «Повести о нашествии Едигея», вошедшей в состав Рогожского летописца и Никоновской летописи (и близкого к ней «Истории Российской» В.Н. Татищева) и составленной, видимо, в 40 -е гг. XV в. (ими датируется оригинал Рогожского летописца). В повести воспроизводится текст Троицкой летописи. Но здесь дан рассказ за несколько лет, обобщенно характеризующий закулисную сторону происходивших событий.
Едигей вел двойную игру, сталкивая Василия с Витовтом, и летописец (или автор повести) не без сожаления замечает, что Василий оказался в плену «злохитростей» ордынского эмира: «Зло-честивии же Агаряне, яко волцы ухитряюще, подкрадают нас, да неколи князи, надеющеся, с ними истинно мирующе, и любовно пребывающе, безстрашни от них будут, да обретше они время удобно себе, вместо злаго желанна получат. Якоже сей князь Едигей Ординьский вящше всех князей Ординьских и все царство Ординь-ское един дръжаше, и по своей воле царя поставляше, егоже хотяше, многу же любовь лукавную имяше и к великому князю Василию Дмитреевичю, и честию высокою обложи его и дары многими почи-таше; и еще же надо всеми сими и сына его себе именоваще любима-го, и некоя многаа обещавше ему и власть его разширити и възвыси-ти паче всех князей Русских, и приходящаа от него во Орду послы чтяше зело и брежаше и отпущаше на Русь с честию и с миром, и мир глубок обещевающеся имети с ним».
Московскому князю «прилучися гнев имети и брань со тестем своим». Василий наивно об этом «Едигею поведа подлинно, хотя от него помощь обрести. Понеже любляше его Едигей и в сына его имеша себе. Лукавый же и злохитрый Едигей обещася всячески по-могати сыну своему великому князю Василью, глаголя: 'да и прочий увидят князи Русстии любовь нашу с тобою, и мирни и крот-ции тебе будут и устрашатся тебя'. С другой стороны, Едигей «и к великому князю Литовскому Витовту Кестутьевичю, посылаа, гла-голаше: 'Ты мне буди друг, а яз буду тебе друг; а зятя своего... познавай. Яко желателен бе в чюжиа пределы вступатися и не своя восхищати, и се убо и тебе подвизается ратовати и твоя пределы восхищати; блюдися убо от него, понеже и словеса мне многа гла-голаше на тебя..., и сребра и злата много посылает ко мне и ко царю, чтобы или аз сам, или царя увещал со всею Ордою пойти ратью на тебя и пленити и жещи землю твою, и чтобы ему засести грады твоя;... моя же любовь к тебе не угаснет иникогдаже; сиа же вси моя словеса в себе точию имей и никомуже повеждь'».
Автор повести осуждает «молодых» советников князя, возвышая «старых». Князь созвал «свои князи, бояре и думци», где сообщил об обещанной Едигеем помощи. «Князи же и бояре и думци его все возрадовашася, и вся Москва веселишася...: 'Орда вся в воли великого князя... да кого хощет, воюет, и наши будут вси, и прославимся паче всех'». В итоге же «кровь многа проливашеся, а татаро-ве полоном и имением обогатеша» (Рогожский летописец подчеркивает, что это была «именем токмо словуще помошь»), «старци же старые, — продолжает Никоновская летопись, — сего не похвали-ша». Они осудили практику приглашения «на помощь себе татар, наимающе их сребром и златом». Напоминается, что приглашения половцев в свое время причинили огромный вред Киеву и Чернигову, поскольку наемники не только плохо воюют, но и выполняют роль разведчиков-соглядатаев.
Осуждается в повести и союз московского князя со Свидри-гайло Ольгердовичем. С одной стороны, вроде бы «устроен к брани мужь храбор и крепок на ополчение», но с другой — «лях бе верою». Осуждается, что «ляху» князь со своими думцами передали «гради мнози, мало не половину княжения Московьскаго, и славнй град Владимир, в немъже соборная церковь Пречистыа Богородици Успение, златоверхаа нарицаемаа, 5 бо верхов златых имея, в нейже чюдотворная икона пречистыа Богородицы, иже многа чюдеса и знамениа сотворяеть и поганыа устрашает... И сиа вся ляху пришелцу дано быша, темъже и беды многи пости-гоша нас, и сам той храбрый князь... и храброе его воинство смя-тошяся и устрашишяся, яко младыа отрочата, во время Едигеева нашествия и на бегуклонишяся». Татары же во время «стояния на Угре» войск тестя и зятя «недалече кочеваша», присматриваясь к «наряду» той и другой стороны.
Едигей уведомил московского князя, будто Булат-Салтан собирает войско «со всею великою Ордою на Витовта, да мстит, колико есть сотворил земли твоей». Василию предлагается присоединиться к этому войску, идти с ним либо самому, либо кому-то из сыновей или братьев. Какие-то сомнения у князя возникли: в Орду был направлен вельможа «Юрий именем з дружиной». Но Едигей «ят Юрья» и направился с ратью к Москве. Случайный вестник сообщил об этом, когда татары уже подходили к русским землям.
В Никоновской летописи воспроизводится послание-оправдание Едигея Василию Дмитриевичу. Задним числом эмир упрекает князя в том, что он не ездил в Орду и мало чтил ордынских послов, не чествовал Темир-Кутлуга, не навестил царствовавшего восемь лет Шадибека (тестя Едигея): «И ныне царь Булат- Салтан сел на царстве и уже третей год царствует, такоже еси ни сам не бывал, ни сына, ни брата, ни старейшего боярина не присылы-вал». «Вся твоя дела недобры и неправы», - писал якобы Едигей, противопоставляя московскому князю некого расположенного к Орде Федора, сын которого Иван являлся казначеем князя. Здесь также следует совет слушить «старейших», «старцев земских», а не «молодших». Упрекает он князя и в том, что, собирая «со всякого улуса з дву сох рубль», князь укрывает собранное «серебро».
Заключает автор повести традиционным указанием на причину бед — прегрешения. Но перечень их ориентирован в основном на
Литература
Куликовская битва и подъем национального самосознания // ТОДРЛ. Т. XXXIV. Л., 1979.
Куликовская битва / Ред. Бескровный Л.Г. М., 1980.
Памятники Куликовского цикла / Ред. Рыбаков Б.А., Кучкин В.А. СПб.,1998.
Повести о Куликовской битве / Подг. Тихомиров М.Н., Ржига В.Ф., Дмитриев Л.А.. М. 1959.
«Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла / Ред. Лихачев Д.С, Дмитриев Л.А. М., 1966.
