видимо, желая отвлечь его, спросила:
– Месье плывет из Дувра в Кале?
– Нет, – чуть раздраженно ответил страдающий от качки. – Я в обратном направлении, миссис.
Француженка, слегка недовольная такой необщительностью, отошла в сторонку и пробурчала себе под нос, но довольно громко:
– Странные эти англичане. Мы все плывем в Кале, а этот обратно.
Пришлось нам с Петей убежать от нее подальше, потому что смеяться в ее присутствии было бы неприличным.
– Ой! Петя, нам навстречу движется еще одно судно!
– По-моему, не одно. Если мне не изменяют глаза, то вон там, на горизонте, виднеется еще один дым.
– Если он станет приближаться – значит, судно плывет нам навстречу.
– Очень логично!
– А вы как думали! Я всегда логична! А вы с чего вдруг нахмурились?
– Да вон тот тип все время пялится на вас.
– Который?
– Тот, что ближе ко входу в трюм. На нем еще дурацкий котелок[40] .
– Котелок вовсе не дурацкий, – задумчиво произнесла я. – А главное, пялится он не на меня.
– Тогда на кого? На меня, что ли?
– Петя, вы что, ревнуете меня?
– Чуть-чуть. Но не сейчас и не к этому типу. Просто он бросает в нашу сторону какие-то странные взгляды.
Взгляд человека проследить довольно непросто, особенно если он смотрит на вас скрытно, да и сам ты стараешься не показывать, что за ним наблюдаешь. Пришлось приложить немало усилий, чтобы понять, что же этого молодого джентльмена или, может, месье так в нас заинтересовало. Выдал он себя, когда перестал следить за нами, а стал также исподтишка бросать взгляды на другого пассажира.
– Петя, ну-ка повернитесь спиной.
– Что там у меня?
– Вот и мне стало интересно, что там у вас такого, что задний карман брюк оттопыривается.
– Там у меня блокнот. Если вы думаете, что я столь небрежен и ношу там бумажник…
– Это не я так думаю. Это ваш тип в котелке так думает. И постарается этот бумажник у вас вытащить.
– Нужно переложить.
– Не нужно! Мы его поймаем, и ваш блокнот будет приманкой!
– Так, так, так! Он, кажется, намечает не одну, а несколько жертв. Если ему не удастся…
– Боюсь, что ему вполне удастся и несколько человек обворовать.
– Как же… А, понял! Когда все станут сходить на берег, на трапе образуется небольшая давка, тут-то он себя и проявит. Очень подходящее будет время и место.
– Давайте обдумаем детали и спустимся пока в салон. А то ветер становится слишком свежим.
К причалу в Кале мы пришвартовались в момент отлива, и вышло так, что на берег нам пришлось не сходить, а подниматься – край причала находился выше палубы. Судно чуть покачивало, трап от качки водило в стороны. Многие в такие моменты предпочитали не двигаться, а намертво вцеплялись в поручни. Конечно, образовалась небольшая давка и толкотня.
Нашего типа в котелке мы разглядели сразу, он стоял обиняком, делая вид, что пережидает основной поток пассажиров. Маменька, дедушка и Александр Сергеевич уже шагнули на трап, мы чуть поотстали, и я крикнула:
– Не волнуйтесь, мы вас сейчас догоним.
– Что-то он больно медлит, – сказал Петя. – Вот, тронулся к трапу. Я пошел?
– Дайте ему время подойти ближе, пусть между вами будут человека три-четыре, не больше.
Петя ступил на трап и начал не спеша подниматься, некоторые пассажиры, которым вдруг захотелось оказаться на суше побыстрее, обгоняли таких неспешных, протискиваясь между ними и ограждением трапа. Наконец и тип в котелке решился покинуть палубу. Я шагнула почти следом за ним, но постаралась оставить зазор между нами примерно в локоть, хоть меня сзади и стали невежливо подталкивать.
Надо отдать должное ловкости этого воришки! Не старайся я пристально за ним следить – ничегошеньки бы и не увидела. Да и так-то скорее догадывалась, что происходит, чем видела глазами. Вор чуть «споткнулся» и прислонился к впереди идущему джентльмену в старомодном цилиндре.
– Пардон! – сказал вор и протиснулся вперед. Джентльмен недовольно проворчал себе под нос. Представляю, как бы он заорал, если бы сумел почувствовать, что в момент легкого толчка сзади его брючный карман опустел.
Я устремилась за воришкой, так и не разглядев, когда он успел освободить свою правую руку от добычи. Он обогнал еще одного пассажира, стянул портмоне у третьего – это я уже видела вполне отчетливо, хотя по той же причине не успела разглядеть самого обворованного пассажира, но опять не уследила, куда это портмоне исчезло, – и встал за спиной у Пети. Мне удалось держаться непосредственно за его спиной и даже встать поудобнее, и, как только кисть его правой руки влезла в Петин карман, я в самом буквальном смысле поймала вора за руку.
– Ой! – сказал он, ничем иным не выдав себя. Его безымянный и средний палец – вот никогда бы не подумала, что этими пальцами можно так ловко таскать из карманов кошельки и бумажники, по мне, это не очень удобно – держали Петин блокнот, а я держала эти пальцы, а мизинец при этом оказался заломленным. Я когда Пете показывала все эти приемы, он пару раз не сумел рассчитать силы, так что я сама прекрасно знаю, как это больно!
– Ой!
– Не ойкайте, мистер, и не дергайтесь, а то я сломаю вам палец!
– Sorry. I do not understand[41].
– А, так вы не англичанин. Могу и по-французски повторить: не дергайтесь, месье, а то я вам палец сломаю.
– Вы мне его уже сломали, мадемуазель! – страдальческим шепотом сообщил воришка.
Из чисто гуманных соображений, ну то есть по той причине, что с пальцами у меня, не с моими конечно, в самом деле вечно происходят неприятности, я ослабила хватку. Месье мгновенно освободился, выскользнув словно скользкий ерш из моей руки, и попытался удрать, но споткнулся, упал и, кажется, сильно ушиб колено. Петя, который помог ему споткнуться, кинулся его поднимать.
– Да что же вы, месье, так неосторожно! – сказал Петя громко. – Давайте я вам помогу подняться на берег!
– Не надо! Я сам! Ой!
– Не дергайтесь месье, а то я вам не палец, а руку сломаю, – ласково и вполголоса пообещал Петя. Мои уроки суфлерского мастерства он усвоил очень хорошо, и слова эти слышал лишь тот, кому они были адресованы, сама я о них лишь догадалась, хоть и была в полушаге.
Со стороны зрелище было трогательным. Один молодой человек под локоточек бережно помогал подниматься по ступенькам трапа другому молодому человеку, который сильно прихрамывал и время от времени произносил свое жалобное:
– Ой!
Вблизи этот закоренелый преступник – никак иначе, так ловко лазать по карманам может только очень опытный вор – оказался совсем молоденьким, может, на год старше нас с Петей. И довольно тщедушным, хоть и был выше весьма рослого Петра Александровича почти на полголовы. Похоже, он предпринял пару попыток освободить свою руку от захвата, а то с чего бы его «Ой!» дважды прозвучало громче и натуральнее остальных всхлипываний. Поднявшись на берег, Петя отконвоировал пойманного с поличным карманника в сторонку.
– Скажите, месье, чем вас так привлек вот этот блокнот? – сурово спросила я, показывая Петину записную книжку.
