– Решила его напугать еще больше, чем он уже испуган. В надежде, что он побежит в охранку сознаваться. Мы с вами ничего от него не узнали, но ведь разницы никакой нет: нам бы он что-то рассказал или жандармам расскажет. Все равно пришлось бы им после сообщать, о чем мы узнали.
О второй своей надежде, ради которой я и повела себя резко и, что уж тут отнекиваться, грубо, я предпочла не говорить.
19
Ночью выпал снег. Дворники мигом с ним расправились, очистив проходы и тротуары. На мостовой его сбили в грязные комья колесами и копытами. Но на газонах и ветвях деревьев он продержался до середины дня и лишь после стал пластами обваливаться с деревьев на землю и там таять.
Несмотря на некоторое неудовольствие моим поведением, второй намеченный нами визит к обладателям тайных знаний Клара Карловна и маменька отменять не стали. Как и накануне, мы отправились втроем. Клара Карловна вновь задернула занавеси на окнах.
– Клара, отчего бы тебе не надеть маску или ту же вуаль, если ты так боишься оказаться кем-то увиденной? – спросила маменька с упреком в голосе.
– Маменька, тетя Клара боится, что это меня кто-нибудь заметит во время посещения мест, запрещенных уставом гимназии, – заступилась я.
– Что-то прежде я за ней такой боязни и пиетета перед правилами не замечала, – задумчиво произнесла маменька.
Клара Карловна расхохоталась в голос:
– Да уж. Чего мы только с твоей мамой, Даша, не вытворяли. И ведь все с рук сходило.
– Расскажите! Пожалуйста!
– Пусть Ира рассказывает. А то выяснится, что я тебя испортить хочу.
– Ее уже испортили, – фыркнула маменька. – Она у нас теперь сыщица. Что может быть хуже?
– Хуже может быть только до безобразия послушный ребенок! – назидательно ответила тетя Клара.
– Тоже правильно, – засмеялась маменька. – Но о наших безобразиях лучше поговорить в другой раз. Ты нам про эту гадалку расскажи, чтобы знать, что нам в этот раз увидеть предстоит.
– Это не гадалка, – вдруг обиделась Клара Карловна. – Это высочайшего уровня медиум[43]. И ясновидящая[44]. Это вам не Мишенька, который начитался чужих книжек, пересказывает их, а выдает за собственные откровения. Здесь все очень серьезно.
– Это твое мнение?
– Ну, конечно, мое. А если тебя интересует, есть ли другие люди, что думают так же, то их множество. Даже фотографа специального присылали, чтобы вызванный дух сфотографировать. И ведь получилось!
– Неужто фотопортрет духа получился?[45] – воскликнула я.
– Совершенно верно. Даже признать можно, кто это был при жизни.
Тут тетя Клара принялась рассказывать, кто и как проверял, отчего стол по квартире движется, откуда слышны голоса и все прочие фокусы, что обязательно должны происходить при спиритических сеансах[46]. С ее слов получалось, что все это у знаменитого медиума, вернее медиумши, получалось честно и научно.
Мадам Бурнель встретила нас уже в прихожей. Высокая, худая, волосы, крашенные в черный, оттеняют бледность лица. В руке длинный мундштук с папиросой, от которой тянется ароматный дымок. Дополняют картину платье необычного фасона, более подходящее для вечернего приема, чем для середины дня, из ярко-красной шелковой материи и настоящая живая кроваво-красная роза в волосах.
Хозяйка проводила нас в гостиную и любезно поинтересовалась целью визита в столь необычное время.
– Мадам Бурнель, – ответила знакомая с ней Клара Карловна, – дело в том, что мы пришли к вам не ради ваших необычных и высоко нами ценимых способностей, а для простого разговора.
Мадам вскинула тонкие брови.
– Речь пойдет об одном человеке, который несколько раз посещал ваши спиритические сеансы. Его звали Валентин Пискарев.
Мне показалось, что сообщение о смерти Пискарева явилось неожиданностью для ясновидящей, но я могла и ошибиться, так как она и бровью не повела, лишь подобие тени скользнуло по лицу.
– Я искренне сожалею о его гибели, – сказал мадам Бурнель.
Понятно, раз пришли с вопросами, то человек этот не просто умер, а погиб. Так что догадаться тут нетрудно, но прозвучало это словно прозрение какое.
– Но я в замешательстве, – продолжила ясновидящая. – Не оттого, что не догадываюсь о сути ваших вопросов. А оттого, что ничем не могу вам помочь. Я помню господина Пискарева, но это и все, что могу вам сказать. Бесед мы с ним не вели.
Мне очень захотелось спросить о наших еще не высказанных вопросах, вернее, о догадках по их поводу, но я на всякий случай остереглась.
– Но, вероятно, он беседовал с другими посетителями, и вы хотя бы могли нам назвать их имена, – осторожно начала я.
– Не могла бы. – Губы мадам Бурнель при этих словах тронула виноватая улыбка, словно она за что-то извинялась. – Я никогда не называю имен тех, кто ко мне приходит для общения с потусторонним. Да и большинства имен я не знаю. Лишь некоторых постоянных посетителей.
– Хорошо, – согласилась я. – Но возможно, вы могли бы нам сказать, какие вопросы господин Пискарев задавал духам тех, кого вы призывали. Лишь о его вопросах, ничего иного не упоминая.
– И это невозможно, – еще более виновато ответила медиум. – Во время сеанса я нахожусь в глубоком трансе. Мне необходимо следить, чтобы вызванная субстанция не вышла из-под моей власти, не причинила никому вреда. Одновременно я пропускаю через себя все вопросы и все ответы, передаю их от живых к неживым и в обратном порядке, но делаю это неосознанно.
Мы задумались. Я над тем, как правильнее найти подход к этой весьма умной женщине, несомненно, знающей ответы на прозвучавшие вопросы. И как мне показалось, я нашла верное решение. Но одновременно посчитала, что стоит его придержать при себе и использовать лишь в крайнем случае. Потому что одновременно возникла и мысль о том, что, если тот же вариант предложит сама мадам Бурнель, – это будет вовсе не то же самое, как если его предложу я. И она предложила:
– Знаете что, уважаемые гостьи? А ведь есть способ получить ответы на ваши вопросы – пусть вы посчитали заранее, что не за этим сюда пришли – получить их от самого господина Пискарева.
– То есть вы предлагаете вызвать его дух? – смутилась Клара Карловна.
– Да. И расспросить его о том, что вам необходимо узнать.
– Но они обычно отвечают либо «да», либо «нет», их очень непросто расспрашивать…
– Обычно так и происходит. Но в данном случае смерть наступила недавно, что облегчает дело. К тому же помимо вас, заинтересованных в одном и том же, никого иного не будет, а значит, никто не станет отвлекать дух посторонними мыслями и вопросами. Так что есть все шансы разговорить его.
– Мы согласны, – ответила я так уверенно, что маменьке и тете Кларе ничего иного как подтвердить и дать свое согласие не осталось.
– Вам это будет стоить двадцать пять рублей, – сказала нам мадам Бурнель и вновь виновато улыбнулась. – Уж прошу прощения, но это моя работа и мой хлеб.
– Мы вас понимаем и полагаем эту сумму приемлемой, – вновь я приняла решение за всех.
– Тогда вам придется обождать десять или пятнадцать минут. Мне необходимо настроиться.
Мы остались в гостиной одни.
– Ух! Даже дрожь начинает пробирать, как вспомню, что видела за вот этими дверями! – сказала тетя Клара, указывая на широкую двустворчатую дверь.
– Тебя, и вдруг дрожь пробирает, – саркастически произнесла маменька. – Что же там такого происходило?
– А вот не стану рассказывать!
– Тетя Клара, вы часто здесь бывали? – спросила я, чтобы не дать разгореться перепалке.
