– Нет, всего трижды.
– А каких духов тогда вызывали?
– Два раза Наполеона Бонапарта, отчего-то всем нравится именно его расспрашивать. Немудрено, что во второй раз он повел себя безобразно. Просто безобразно!
– Духу императора такое можно и простить! Но в чем, собственно, его безобразия заключались? – спросила маменька.
– Разбросал по комнате какие-то бумаги, – стала объяснять Клара Карловна, – погромыхал столом и наотрез отказался беседовать. Произнес всего два слова и оба ругательных!
Маменька, как обычно в присутствии своей лучшей подруги, сделалась очень смешливой. Вот и сейчас она засмеялась. Правда, тихо, вполголоса.
– Но я на него не обижаюсь, – неожиданно вступилась за дух французского императора Клара Карловна. – Мало того что его, несчастного, издергали постоянными призывами, так кто-то нагло назвал его узурпатором[47]!
– Можно подумать, что это неправда, – не удержалась маменька. – Он и был узурпатором.
– А еще кого призывали? – очень заинтересованно спросила я.
– Ну, в тот раз, когда Наполеон не пожелал говорить, пробовали вызвать дух Чингисхана. Только тоже без особого толку. Тот говорил по-татарски… или по-монгольски, уж не знаю в точности, и понять ничего не было возможно. Разве что и этот дух позволял себе ругаться. И не надо смеяться! Зато в двух других случаях, с тем же Наполеоном и императором Павлом, все было очень увлекательно и познавательно. Бедный Павел Петрович жаловался на то, что очень рассчитывал на поддержку Мальтийского ордена[48], а тот его предал.
Я уж собралась просить рассказать про этот эпизод подробнее, но появилась служанка, так же как и хозяйка облаченная в ярко-красное платье, отворила те двери, на которые несколькими минутами ранее указывала тетя Клара, и жестом пригласила нас проследовать в скрытое теперь лишь плотными портьерами помещение.
Право слово, там было на что посмотреть. Стены почти сплошь скрывались за драпировкой из темно- красного бархата, расшитого золотыми каббалистическими символами, по большей части шести– и пятиконечными звездами, каббалистическими кругами, пентаклями, треугольниками и свастиками[49].
Все освещение состояло из двух канделябров, каждый на добрую дюжину свечей, но огоньки свечей еле тлели, так что приходилось напрягать глаза, чтобы разглядеть окружающую обстановку.
В двух открытых шкафах на полках смутно виднелись кости и черепа различных существ, стояли чучела воронов.
И повсюду из курильниц вились дымки благовоний, от которых мигом закружилась голова. На секунду у меня мелькнула мысль, а что, если среди этих воскурений присутствует какой-нибудь опий? Тогда сразу становится понятно, что посетители здесь видят и слышат что угодно, а не только то, как дух Наполеона безобразничает. Но ведь и самому медиуму приходилось дышать тем же воздухом, а уж ей здравый разум просто необходим! Нет, этого быть не должно. Во всяком случае, сейчас.
В центре стоял круглый стол, на одной, причудливо выточенной ноге, но опирающейся на крестовину с четырьмя изогнутыми ножками. Выглядел он, несмотря на небольшие размеры, весьма внушительно, казался тяжелым.
– Стол прежде был много большего размера, – шепнула тетя Клара.
Позади стола в массивном кресле сидела мадам Бурнель. Волосы она распустила, и те спадали ей на спину, на плечи и грудь. Лицо сделалось еще более бледным. Глаза полуприкрыты. Движением век она предложила нам занять три кресла, поставленные подле стола.
Мы присели. Я справа, напротив маменьки. Клара Карловна – напротив медиума.
Мадам Бурнель вновь без слов, лишь сдержанным жестом ладони, чуть приподнятой от подлокотника, призвала нас к тишине и вниманию. Ее взгляд сосредоточился на центре стола, где располагался хрустальный магический шар. Тот постепенно начал тлеть изнутри огоньком, и тут стало видно, что это не шар вовсе, а сделанный из стекла человеческий череп, глаза которого постепенно наливались багровым огнем.
Медиум задышала громче и чаще. Почти сразу послышалось тихое бормотание, но вскоре слова стали яснее и громче. Мадам Бурнель раз сорок скороговоркой повторила призыв духу невинно убиенного Валентина Пискарева явиться к нам для беседы. Просила она об этом то по-русски, то по-французски, ужасно грассируя, тут же перескакивала на какую-то абракадабру, схожую с китайским языком, с нее на латынь, следом вновь на непонятчину…
Неясно откуда послышались поскрипывания и шум, схожий с шумом ветра, но едва уловимый ухом, скрипы, подобие стонов и прочие невнятные звуки, от которых становилось неприятно, тоскливо и жутко. По комнате прошелестел сквозняк, пламя свечей в канделябрах колыхнулось, вспыхнуло ярко и тут же померкло, вновь обратившись в самые крохотные язычки огня.
– Вы уже здесь? – вопросила медиум, продолжая смотреть на светившийся непонятным светом хрустальный череп.
Стол, за которым мы сидели, неуверенно крутанулся.
– Ваш ответ непонятен, – строго сказала медиум.
Стол стал приподниматься на одной из ножек крестовины и застыл на мгновение под самым невероятным углом. А после гулко опустился на пол. Слишком гулко, ведь пол был покрыт толстым ковром.
– Благодарю вас, что откликнулись на мой призыв. Здесь присутствуют люди, с которыми вы при жизни знакомы не были, но которые проявляют участие в вашей земной судьбе. Готовы ли вы беседовать с ними и отвечать на их вопросы?
Стол вновь приподнялся, не столь высоко, как в первый раз, да и опустился мягче.
– Спрашивайте! – обратилась медиум к нам, а маменька и тетя Клара дружно глянули на меня.
– Вас ведь ударили в спину? – попробовала я начать с того, что вряд ли было известно мадам Бурнель.
Откуда-то послышался хрипящий мужской голос, очень сильно пришепетывающий и картавящий, словно человек выдавливал слова из горла, стиснутого чьей-то злобной и сильной рукой. Настолько тихий, что самих слов разобрать было невозможно. Тетя Клара напряглась в своем кресле, постаралась в него вжаться поплотнее. Маменька удивленно глянула на меня, но я не стала ей отвечать ни вслух, ни каким движением.
– Господин Пискарев, – ласково произнесла медиум, – вы, видимо, с непривычки стараетесь докричаться до нас. Не напрягайтесь, мы вас услышим, даже если вы станете говорить шепотом. А у вас тогда достанет сил на весь разговор. Сударыня, задавайте ваш следующий вопрос.
– Вы видели лицо вашего убийцы?
– Нет! – На этот раз ответ был внятен, хотя и произнесен он был тихим, чуть свистящим шепотом.
– Но вы же перед тем открыли ему дверь и должны были увидеть его лицо.
– Он был в маске.
– Так отчего вы впустили его к себе посреди ночи?
– Я принял его за посланника.
– Посланника от кого?
– От тех, к кому я стремился. От тех, кто принял меня в свое братство.
– Именно для этого вы приходили сюда, будучи живым?
– Да. Я преследовал эту цель.
– С кем вы здесь общались, чтобы ее добиться?
– С Михаилом Александровичем, с Мишенькой. Но он обманщик.
– Но раз вы достигли своей цели, был здесь и кто-то, кто не обманул вас?
– Барон фон Остен не был обманщиком. Но не он привел меня к цели.
– Тогда кто же?
– Я не знаю его настоящего имени. Но есть одна особенность, которую я прежде не мог осознать. От него пахло могилой!
