— Я никогда не спала в одной постели с мужем! — свирепо прервала его Вирджиния. — Когда он получал от меня то, что хотел, я уходила в свою комнату и запирала дверь.
— Миссис Импортуна, я должен спросить вас кое о чем…
— Лучше не надо.
— Прошу прощения, но Импортуна никогда не использовал плеть?
Она закрыла глаза, словно ища забвения в темноте, но почти сразу же открыла их.
— Нет, никогда. Но если вы хотите знать, что он использовал, не спрашивайте, потому что я вам не отвечу. Никто не услышит этого от меня, мистер Квин. А единственный человек, кроме меня, который мог бы рассказать, мертв.
Эллери взял Вирджинию за руку — она лежала в его пальцах доверчиво, как рука ребенка.
— Вы замечательная женщина. Я боюсь в вас влюбиться. — Он отпустил ее руку, и его тон изменился. — Не знаю, чем все это обернется, но вы видите меня не в последний раз.
Мистер Э. являл собой идеальное «пустое место» — как честертоновский почтальон[75] или «невидимка» более высокого ранга.
Он не был ни высоким, ни низкорослым, ни толстым, ни худым, ни блондином, ни брюнетом, ни молодым, ни старым, ни лохматым, ни лысым. Его лицо казалось вылепленным из теста или пластилина. Оно обладало способностью моментально приспосабливаться к непосредственному окружению, становясь его частью, как лицо в толпе.
Мистер Э. был одет не щеголевато и не убого — костюм нейтрального серого цвета обнаруживал лишь едва заметные признаки носки; под пиджаком были не совсем новая белая рубашка и серый галстук с чуть более темным рисунком; на ногах тускло поблескивали английские ботинки с немного стоптанными каблуками. В одной руке он держал темно-серую фетровую шляпу, а в другой — черный «дипломат».
Единственным его очевидным качеством была неприметность. Даже самый пытливый глаз едва ли взглянул бы на него дважды.
Однако обстоятельства были необычными, и инспектор Квин внимательно разглядывал мистера Э. Конфиденциального агента Нино Импортуны препроводили на Сентр-стрит два детектива, встретившие его в аэропорту Кеннеди, куда он прибыл самолетом «Эль Аль». Он выдержал пристальный взгляд инспектора терпеливо и спокойно, но со скромным чувством собственного достоинства и сел на стул, не оставив никаких воспоминаний о том, каким образом это проделал.
— В «99 Ист» вас знают как мистера Э., — начал инспектор Квин. — Ваше последнее путешествие вы совершили под фамилией Кемпински, но ваше настоящее имя, как нам теперь известно, Эдуард Ллойд Меркенталер. Как мне вас называть?
— Как вам будет угодно. — Голос мистера Э. был мягким, как мыльная пена в дамской ванне, — казалось, он вот-вот исчезнет в водопроводной трубе. Если его беспокоила доставка двумя детективами прямо с самолета в полицейское управление для допроса по делу об убийстве, то он ничем это не проявлял. — В моем бизнесе удобнее пользоваться несколькими именами, инспектор. У меня нет предпочтений.
— Зато они есть у меня. Поэтому давайте пользоваться вашей настоящей фамилией. Вы не возражаете, мистер Меркенталер, ответить на несколько вопросов?
— Нисколько.
— Вам известны ваши права?
— Да.
— Желаете присутствия адвоката?
Губы мистера Э. растянулись в одобрительной улыбке, как будто инспектор удачно сострил.
— В этом нет необходимости.
— Вы только что упомянули ваш бизнес. В чем именно он заключается, мистер Меркенталер?
— Несколько лет назад меня нанял Нино Импортуна — не «Импортуна индастрис»; мистер Импортуна платил мне из личных средств — в качестве, можно сказать, специалиста по промышленному шпионажу.
— А точнее?
— Я изучал надежность и коммерческие возможности предприятий, которые мистер Импортуна намеревался поглотить, а также подыскивал для него такие предприятия. У меня университетские дипломы по инженерному мастерству, геологии, деловой администрации и финансам. Большинство своих предприятий мистер Импортуна купил по моей рекомендации.
— А к чему все эти штучки в стиле плаща и кинжала?
— Вы имеете в виду причину секретности и анонимности, инспектор? Ну, если бы стало известно, что Нино Импортуна охотится за каким-то предприятием, тут же начались бы всевозможные мошенничества, махинации с бухгалтерскими книгами, не говоря уже о том, что цена взлетела бы до небес. Я с куда лучшими результатами работал под прикрытием для анонимного нанимателя.
— Вы сказали, что были наняты Импортуной для конфиденциальной работы несколько лет назад. Случайно, не девять?
Мистер Э. поднял брови.
— Вижу, вы знаете о его суевериях. Нет, инспектор, около пятнадцати.
Инспектор покраснел и заговорил более резким тоном, чем намеревался:
— Мы получили вашу телеграмму всего несколько часов назад. Где вы были эти недели? О смерти Импортуны писали газеты всего мира. Почему вы давно не связались с кем-нибудь в «Импортуна индастрис»?
— Я не знал о смерти мистера Импортуны, пока мой самолет не приземлился в Риме прошлой ночью. С начала сентября я не читал газет, не смотрел телевизор и не слушал радио.
— В это трудно поверить, мистер Меркенталер.
— Не так трудно, если знать все обстоятельства, — дружелюбно отозвался мистер Э. — Я находился в критическом состоянии в больнице Тель-Авива, куда меня доставили в глубоком обмороке из пустыни Негев, где я был по делу, о котором не могу распространяться, пока не доложу о результатах тому, кто теперь распоряжается в «Ист-Сайд 99», — очевидно, миссис Импортуне. У меня была двухсторонняя стрептококковая пневмония, и начались осложнения. Позднее израильские врачи говорили мне, что дважды считали меня безнадежным. По их словам, до появления антибиотиков у меня не было бы ни одного шанса на выздоровление.
— Разумеется, мы все это проверим.
Эти слова, казалось, позабавили мистера Э.
— Насколько я понимаю, вы подозреваете меня в убийстве Нино Импортуны?
— Где вы были, мистер Меркенталер, 9 сентября около полуночи?
— Прошу прощения. — Агент достал ключ, отпер «дипломат» и слегка приподнял крышку, словно не желая показывать его содержимое посторонним. Вынув записную книжку и тут же захлопнув «дипломат», он начал перелистывать ее. — Очевидно, инспектор Квин, говоря о полуночи 9 сентября, вы имели в виду нью-йоркские дату и время?
— Да. — Инспектор выглядел озадаченным.
— Понимаете, когда находишься на другой стороне планеты, нужно учитывать разницу. Полночь 9 сентября в Нью-Йорке исчислялась по летнему времени. Тогда я находился в Израиле по делам. Время в Израиле на семь часов позже нью-йоркского. Я имею в виду стандартное время — когда столько путешествуешь, трудно учитывать манипуляции с переходом на летнее время в разных странах. В любом случае вы хотите знать, где я был, скажем, на семь часов позже полуночи 9 сентября по нью-йоркскому летнему времени — иными словами, между шестью и семью утра 10 сентября по израильскому времени.
Мистер Э. постучал по записной книжке: — Здесь отмечено, инспектор Квин, что в это время я находился на борту частного самолета, принадлежащего промышленной компании «Менахем Липски», занимающейся разработками в пустыне Негев, по пути к определенному месту в этой пустыне. Не могу назвать ни место, ни проект — я дал слово держать наши переговоры в строжайшем секрете, а мой бизнес, инспектор, основан на доверии к моему слову. Как бы то ни было, приземлившись в пустыне, я сразу же
