пропустить это.
Миранда странно посмотрела на него. Он казался слишком веселым.
— Я уверен, что это было так, — ответил Уинстон. — Но я также хотел бы посетить некоторые светские мероприятия.
— Хорошая идея, — сказала Оливия. — Ты получишь некий городской лоск.
Уинстон повернулся к ней.
— У меня его достаточно, благодарю тебя.
— Конечно, он у тебя есть, но нет никакого фактического опыта, э-э-э, изысканного мужчины.
Уинстон вспыхнул.
— У меня есть опыт, Оливия.
Глаза Миранды расширились. Тернер резко встал.
— Мне кажется, что эта беседа быстро ухудшается до уровня, который не подходит для нежных ушек леди.
Уинстон выглядел так, как будто он хотел сказать что-то еще, но, к счастью, Оливия хлопнула в ладоши:
— Хорошо сказал!
Но Миранда должна была знать, что нельзя доверять Оливии.
— Миранда, — сказала она, скорее слишком сладко.
— Э-э-э, да?
— Разве ты не говорила мне, что ты хотела поехать с Уинстоном в тот магазин перчаток, который мы заметили на прошлой неделе? У них есть перчатки удивительного качества, — продолжала Оливия, обращаясь уже к Уинстону. — И для мужчин и для женщин. Мы думали, что тебе, возможно, нужна пара перчаток. Ты понимаешь, мы же не знали, перчатки какого качества продаются в Оксфорде.
Миранда взглянула украдкой на Тернера, который наблюдал за происходящим, забавляясь. Или, возможно, это было отвращение. Иногда было трудно различить.
— Что скажешь, дорогой брат? — спросила Оливия своим самым очаровательным голосом. — Мы поедем?
— Я не могу придумать еще что-то, чем бы я наслаждался больше.
Миранда открыла рот, чтобы сказать кое-что, затем увидела тщетность задуманного и закрыла его. Она собиралась убить Оливию. Она собиралась прокрасться в ее спальню и содрать кожу с вмешивающейся девчонки. Но пока ее единственным выбором было согласиться. Она не хотела сделать что-нибудь, что могло бы заставить Уинстона полагать, что у нее были романтичные чувства к нему, но это будет верхом безразличия, если она попытается отказаться.
И когда Миранда поняла, что три пары глаз были сосредоточены на ней с надеждой, она ничего не могла сделать, как сказать:
— Мы могли бы поехать сегодня. Это было бы прекрасно.
— Я присоединюсь к вам, — решительно объявил Тернер.
Миранда повернулась к нему с удивлением так же, как и Оливия, и так же, как и Уинстон. Он никогда не проявлял интерес к их сопровождению на любой из пикников в Эмблсайде, и, по правде говоря, почему он должен был это делать? Он был девятью годами старше их.
— Мне нужна пара перчаток, — сказал он просто, в то же время он как будто бы говорил: почему еще я еду?
— Конечно, — сказал Уинстон, все еще удивленный от неожиданного внимания его старшего брата.
— Как мило с твоей стороны предложить мне это, — сказал Тернер оживленно. — Спасибо, Оливия.
Она не выглядела слишком счастливой.
— Это так мило, что вы будете вместе, — сказала Миранда, возможно, с большей энергией, чем она предполагала. — Ты же не возражаешь, Уинстон?
— Нет, конечно, нет.
Но он выглядел так, как будто возражал. По крайней мере, немного.
— Ты расправился со своими булочками и молоком, Уинстон? — спросил Тернер. — Мы должны отправиться в путь. Похоже, к вечеру все небо затянет облаками.
Уинстон взял еще одну булочку, самую большую.
— Мы можем взять закрытый экипаж.
— Я пойду за своим пальто, — сказала Миранда, вставая. — Вы и без меня можете выбрать экипаж. Мы встретимся в розовой комнате? Через двадцать минут?
— Я пойду с тобой, — сказал Уинстон быстро. — Мне нужно взять кое-что из своего чемодана.
Пара ушла из кухни, и Оливия немедленно набросилась на Тернера.
— Что с тобой не так?
Он внимательно посмотрел на нее.
— Прошу прощения?
— Я так старалась сделать пару из этих двух, а ты разрушаешь все это.
— Попытайся не быть таким трагиком, — сказал он, качая головой. — Я просто покупаю перчатки. Это не остановит свадьбу, если она действительно будет неизбежна.
Оливия нахмурилась.
— Если бы я тебя не знала, то подумала бы, что ты ревнуешь.
На мгновение, Тернер не мог ничего делать, только смотреть. Но затем он обрел свой здравый смысл — и свой голос — и проговорил:
— Ну, ты же действительно знаешь. Таким образом, я буду благодарен, если ты не будешь делать необоснованных обвинений.
Ревнует к Миранде. О господи, о чем дальше она подумает?
Оливия скрестила свои руки.
— Хорошо, но ты совершаешь странные поступки.
Тернер всю жизнь обращался со своей младшей сестрой по-разному. Главным образом, он использовал нарочитое невнимание. Иногда он принимал более заботливую роль, удивляя ее подарками и лестью, когда это было удобно для него. Но разница в их возрасте давала гарантию того, что он никогда не рассматривал ее как равную и что он никогда не разговаривал с ней, не как с ребенком.
Но теперь она обвиняла его в желании Миранды. И его голос был тверд, резок, и пронзителен, когда он сказал:
— Если бы ты забыла о своем собственном желании иметь Миранду всецело в твоем распоряжении, ты увидела бы, что она и Уинстон чрезвычайно не подходят друг другу.
Оливия задохнулась от неожиданного нападения, но она быстро пришла в себя.
— Всецело в моем распоряжении? — повторила она неистово. — Кто теперь делает необоснованные обвинения? Ты знаешь так же, как и любой другой, что я обожаю Миранду и хочу, чтобы она была счастлива. Кроме того, она испытывает недостаток в красоте и в приданом, и…
— О, для любви к…
Тернер закрыл свой рот прежде, чем он был проклят в глазах своей сестры.
— Ты ее низко ценишь, — Тернер с возражением набросился на сестру. Почему люди упорствовали, называя Миранду неуклюжей девочкой, которой она когда-то была? Она не могла походить на общепринятые стандарты красоты, как Оливия, но в ней было что-то, намного более глубокое и более интересное. Можно было смотреть на нее и знать, что есть кое-что, что не видно глазу.
— Уинстон был бы превосходной партией для нее, — продолжала горячо Оливия. — И она для…
Она остановилась, задыхаясь, и зажала свой рот рукой.
— О, что теперь? — сказал Тернер раздраженно.
— Это не о Миранде, не так ли? Это об Уинстоне. Ты не думаешь, что она достаточно хороша для него.
— Нет, — парировал он, немедленно и с возмущением в голосе.
— Нет, — сказал он снова, на сей раз взвешивая слово более тщательно. — Ничто не может быть
