— Нет. Почему ты спрашиваешь?
— Ты дрожишь.
Миранда посмотрела вниз на выдающие ее дрожь руки. Дрожь, которую вызвал отнюдь не холод. Она обхватила себя руками, надеясь, что он не станет развивать эту тему.
Он прошел через комнату и вручил ей бренди, его тело излучало непринужденное изящество.
— Только не пей все сразу.
В ответ на его снисходительный тон она стрельнула в него раздраженным взглядом, прежде, чем сделать маленький глоток.
— Как давно ты здесь?
Он сел напротив нее и лениво закинул ногу на ногу.
— Я должен был обсудить кое-какие дела со своим отцом, поэтому он пригласил меня после ужина насладиться с ним этим напитком. Я никуда не уезжал.
— И поэтому ты сидел здесь в темноте?
— Мне нравится темнота.
— Никому не нравится темнота.
Он громко засмеялся, и она почувствовала себя ужасно неопытной и молодой.
— Ах, Миранда, — сказал он, все еще посмеиваясь. — Спасибо тебе за это.
Она сузила глаза.
— Сколько ты уже выпил?
— Дерзкий вопрос.
— Ага, значит слишком много.
Он наклонился вперед.
— Я выгляжу пьяным?
Она инстинктивно отодвинулась под его испытующим, пристальным взглядом.
— Нет, — медленно сказала она. — Но ты намного более опытен, чем я, и смею предположить, что знаешь, как надо пить. Ты, вероятно, мог бы выпить в восемь раз больше, чем я, и по тебе этого не было бы заметно.
Тернер резко засмеялся.
— Все верно, каждое твое слово. И тебе, дорогая моя девочка, нужно научиться избегать мужчин, которые «намного более опытны», чем ты.
Миранда сделала еще один маленький глоток, отбрасывая мысль выпить все содержимое залпом. Наверняка в горле бы горело, и она бы только задохнулась, а у него был бы повод посмеяться над ней.
Она бы умерла от унижения.
Он был весь вечер в отвратительном настроении. Кратким и насмешливым наедине и молчаливо- отрешенным на людях. Она проклинала свое глупое сердце за любовь к нему; было бы намного легче любить Уинстона, улыбка которого была солнечной и открытой, и который обожал ее все это время.
Но нет, она хотела его. Тернера, поведение которого было изменчивее чем ртуть: то он смеялся и шутил с ней, а то становился колким и ядовитым.
Любовь придумана для идиотов. Дураков. И она была самой большой дурой из всех.
— О чем ты думаешь? — требовательно спросил он.
— О твоем брате, — сказала она, пытаясь увернуться от настоящего ответа. Это было хотя бы отчасти правдой.
— А-а-а, — протянул он, добавляя себе еще бренди. — Уинстон. Хороший парень.
— Да, — сказала она, почти вызывающе.
— Весьма.
— Прекрасный.
— Молодой.
Она пожала плечами.
— Я тоже. Возможно, мы составили бы отличную пару.
Он ничего не ответил. Она допила свой напиток.
— Ты со мной не согласен? — спросила Миранда.
Однако он и теперь не ответил.
— Об Уинстоне, — напомнила она. — Он — твой брат. Ты хочешь, чтобы он был счастлив, не так ли? Как ты думаешь, я бы подошла ему? Думаешь, я бы смогла сделать его счастливым?
— Почему ты спрашиваешь об этом меня? — спросил Тернер, его голос прозвучал низко, почти смешиваясь с ночью.
Она пожала плечами, затем опустила палец в свой бокал, собирая последние капли. А потом облизала их с кожи.
— К твоим услугам, — пробормотал он, и плеснул ей в бокал еще бренди «на два пальца».
Миранда кивнула в знак благодарности и ответила на его вопрос.
— Я хочу знать, — сказала она просто, — и я не знаю, кого еще спросить. Оливия так стремится увидеть меня замужем за Уинстоном, что ответила бы, что нам следует как можно быстрее предстать перед алтарем.
Она ждала, считая секунды, пока он молчал. Один, два, три… и тут он прерывисто вздохнул.
Это почти походило на капитуляцию.
— Я не знаю, Миранда. — Он казался усталым, утомленным. — Я не вижу причины, по которой бы ты не смогла сделать его счастливым. Ты способна сделать счастливым любого мужчину.
Даже тебя? Миранда жаждала сказать эти слова, но вместо этого спросила:
— И ты думаешь, что и я была бы счастлива с ним?
В этот раз он молчал дольше, прежде чем ответить. Он заговорил медленным, взвешенным тоном:
— Я не уверен.
— Почему нет? С ним что-то не так?
— С ним все в порядке. Просто я не уверен, что он сделал бы тебя счастливой.
— Но почему? — Она понимала, что ее слова звучат дерзко, но если бы она смогла заставить Тернера говорить о том, почему Уинстон не сделал бы ее счастливой, возможно, он бы понял, что он сам бы смог.
— Я не знаю, Миранда. — Он провел рукой по волосам, пропуская их сквозь пальцы, в результате чего золотые пряди остались стоять под нелепым углом. — Нам обязательно об этом говорить?
— Да, — сказала она с нажимом. — Да.
— Очень хорошо. — Он наклонился вперед, и сузил глаза, как будто готовил ее к неприятным новостям. — Твоя красота не соответствует нынешнему эталону, ты слишком саркастична, и тебе не особо нравится вести салонную беседу. Откровенно говоря, Миранда, я действительно думаю, что тебе не подойдет типично светский брак.
Она сглотнула.
— И?
Он отводил от нее взгляд в течение долгой минуты, перед тем как закончить свою мысль.
— И большинство мужчин не оценят в тебе этого. Если твой муж попытается изменить тебя по своему усмотрению, то ты будешь неприятно поражена.
Воздух вокруг них как будто наэлектризовался, и Миранда была просто не в силах отвести от него взгляд.
— Но ты думаешь, что найдется мужчина, который сможет оценить меня? — прошептала она.
Вопрос тяжело повис в воздухе, гипнотизируя их обоих. Тернер произнес одно только слово.
— Да.
Но его глаза вернулись к содержимому стакана, и он одним глотком допил свой бренди. Последовавший за этим вздох был вздохом человека, удовлетворенного напитком, а не занятого мыслями о любви и романтике.
Она отвела взгляд. Момент, если он действительно был, и это не было плодом ее воображения, сменила неуютная тишина. Молчание было неуклюжим и неловким, и она чувствовала себя неуклюжей и неловкой, и чтобы хоть как-то заполнить затянувшуюся паузу она выпалила первое, что пришло ей в голову.
