Миранда кивнула.
— Ты не мог бы подать мне мою одежду?
Он поднял брови.
— Теперь ты — скромница?
Она кивнула. Может, это и глупо после ее распутного поведения, но она была не столь искушенной, чтобы подняться с кровати голой, когда в комнате есть еще кто-то. Она кивнула в сторону юбки, которая все еще ворохом лежала на полу.
— Не мог бы?
Он поднял и протянул юбку ей. Она все еще была местами влажной, поскольку она не потрудилась ее разложить, но так как она лежала довольно близко к огню, все было не так уж и ужасно. Она быстро оделась и заправила кровать, аккуратно разгладив простыни, как дома делали горничные. Это оказалось сложнее, чем она ожидала, потому что кровать стояла вплотную к стене.
К тому времени, как они и охотничий домик обрели презентабельный вид, дождь едва моросил.
— Не думаю, что наша одежда промокнет еще сильнее, — сказала Миранда, высунув руку из окна и подставив ее под капли.
Он кивнул, и они направились обратно к особняку. Он молчал, и Миранда тоже не могла набраться духу нарушить молчание. Ну что теперь случилось? Ему придется жениться на ней? Конечно, ему следовало бы, и если бы он был джентльменом, каковым она всегда его считала, он бы сделал это, но никто не знал о том, что она скомпрометирована. А он знал ее слишком хорошо, чтобы переживать, что она расскажет об этом кому-нибудь, чтобы заставить его жениться.
Пятнадцатью минутами позже они стояли прямо у ступенек, ведущих к парадной двери Честер—Хауса. Тернер остановился и посмотрел на Миранду, взгляд его был серьезным и внимательным.
— С тобой все будет в порядке? — мягко спросил он.
Она несколько раз моргнула. Почему он спрашивает ее об этом сейчас?
— Мы не сможем поговорить об этом, когда войдем внутрь, — пояснил он.
Она кивнула, пытаясь не обращать внимания на то, как у нее упало сердце. Что-то точно было не в порядке.
Он откашлялся и покрутил головой, словно шейный платок был завязан слишком туго. Он снова откашлялся, а затем в третий раз.
— Ты известишь меня, если возникнет ситуация, когда нам придется действовать немедля.
Миранда снова кивнула, стараясь понять, утверждение это было или вопрос. Наверное, и то, и другое, решила она. И так и не поняла, есть ли разница.
Тернер глубоко вздохнул.
— Мне нужно время — немного подумать.
— О чем? — спросила она, прежде чем успела понять зачем. Разве все не должно быть просто? Разве тут есть о чем думать?
— Большей частью о себе, — сказал он, голос его звучал несколько резко, и может быть, немного сухо. — Но мы скоро увидимся, и я все сделаю как надо. Тебе не о чем волноваться.
И тут, так как она устала ждать, и устала быть такой удобной для всех, она выпалила:
— Ты собираешься на мне жениться?
Потому что, ей-богу, ей казалось, что они разговаривают словно в тумане.
Его, похоже, этот дерзкий вопрос застиг врасплох, но, тем не менее, он резко ответил:
— Конечно.
И пока Миранда ждала, где же то ликование, которое, она знала, она должна была почувствовать, он добавил:
— Но я не вижу повода торопиться, если только у нас не возникнет на то причины.
Она кивнула и сглотнула. Ребенок. Он хотел жениться на ней, только если у нее будет ребенок. Он, конечно, женится на ней в любом случае, но ему хотелось еще немного поразвлечься.
— Если мы поженимся так скоро, — сказал он, — будет ясно, что мы были вынуждены это сделать.
— Что ты был вынужден, — пробормотала Миранда.
Он наклонился поближе.
— Что?
— Ничего. — Потому что будет унизительно повторять это. Потому что унизительно уже то, что она сказала это в первый раз.
— Нужно идти, — сказал он.
Она кивнула. Ей начинали очень хорошо удаваться кивки.
Всегда джентльмен, Тернер наклонил голову и взял ее под руку. Затем проводил ее в гостиную и вел себя так, словно ничто в этом мире его не заботило.
Глава 12
Вернувшись на следующий день домой, Тернер остался наедине в своем кабинете со стаканчиком бренди и собственными запутанными мыслями. Вечеринка леди Честер должна была продлиться еще несколько дней, но он наскоро сочинил историю о неотложных делах со своими адвокатами в городе и отбыл раньше. Он был абсолютно уверен, что смог бы вести себя как ни в чем не бывало, но вот насчет Миранды — не был уверен. Она была невинна — по крайней мере, была — и непривычна к такого рода притворствам. И ради ее репутации все должно выглядеть безупречным.
Он сожалел, что не смог объяснить ей причины своего скорого отъезда. Но не думал, что таким образом нанес ей публичное оскорбление; он, в конце концов, сказал ей, что ему нужно время. А также уверил, что они должны пожениться; и, конечно, она не сомневалась бы в его намерениях поразмышлять несколько дней в связи с непредвиденной ситуацией.
Чудовищность его действий не ускользнула от него. Он соблазнил молодую, незамужнюю леди. Которая ему нравилась, и которую он уважал. И которую обожала его семья.
Для мужчины, не желающего вступать в брак вторично, он, несомненно, не думал своей головой.
Застонав, он сел в кресло и вспомнил своих друзей и правила, что установили они в прошлом, когда покинули Оксфорд к вящему удовольствию Лондона и всего светского общества. Правил было два: никакой «женитьбы» на леди, пока не станет предельно ясно, что ее муж не возражает; и более того, никаких девственниц. Никогда, никогда, никогда не соблазнять девственницу.
Никогда.
Он сделал еще один большой глоток бренди. Боже. Если б ему нужна была женщина, нашлись бы дюжины более подходящих. Прекрасные, молодые графини-вдовы пришлись бы весьма кстати. Кэтрин стала бы восхитительной любовницей, и не было бы необходимости жениться на ней.
Женитьба.
Он уже сделал это однажды, с романтикой в сердце и сияющими глазами, и все пошло прахом. Это забавно, в самом деле. Законы Англии дают абсолютную власть в браке мужу, но он никогда в жизни настолько себя не контролировал, как будучи женатым.
Летиция растоптала его чувства и сделала злым, бездушным человеком. Он был рад, что она умерла. Рад. В кого он превратился? Когда дворецкий нашел его в кабинете и, запинаясь, доложил, что случилось несчастье, и его жена погибла, Тернер не почувствовал даже облегчения. Ибо облегчение, по крайней мере, хоть какая-то эмоция. Нет, первой мыслью Тернера было…
Слава Богу.
